Николай Петров - РЕФОРМЫ - за чей счёт банкет?

На сегодня соотношение доли государства и частного капитала в создании ВВП, если судить по численности занятой рабочей силы, дает соотношение – 25:75. При этом 25 – это то, что удалось возродить или построить опять в военной, космической отраслях, в атомной энергетике, т.е. то, что за последние 10–15 лет выросло, а 75 – это остатки машиностроения, металлургии, но главным образом это – нефть, газ, торговля, финансовые услуги. То, что в экономике называется базовыми отраслями, представлены немного металлургией, химическими удобрениями, нефте-газопереработкой, но в основе своей практически исчезли. В результате приватизации во многих отраслях не стало не только государства, но и частного бизнеса. Например, в станкостроении. Только вдумайтесь: почти все предприятия, от которых государство отказалось, и которые были приватизированы, в короткий срок были ликвидированы. На них сразу распродавалось оборудование на металлолом. О какой эффективности частной собственности после этого может идти речь? Частная собственность в России началась с банкротств и продолжает демонстрировать свою неэффективность по сравнению с государственной. А нам говорят о неэффективности государственного управления. Возможно, да, если иметь ввиду не производство, а армию чиновников, значительно превосходящую их численность в СССР. В общем-то, это понятно: денежные потоки из бюджета надо направлять в «правильные» русла. В реальном секторе такой произвол привёл к отсутствию роста и значительному сокращению рабочих мест. Вот что у нас значит «как можно меньше государства». И, тем не менее, вопрос дальнейшей приватизации всё время на повестке дня. Идеологам «свободного рынка» надо его еще меньше. Как и в случае с инфляцией, выбор падает на худший вариант. Вместо того чтобы наращивать частный капитал в экономике (добиваясь перевеса путём роста имущественного капитала), меняя соотношение в пользу «частного капитала и свободного рынка», и снижать пропорционально долю государства, нам опять предлагают приватизацию, т.е. не через рост пирога, а через перераспределение того, что исторически досталось нынешнему бизнес-поколению. Включается опробованный механизм: отобрать и поделить. Это – по-революционному. При этом частный капитал после приватизации долго в стране не задерживается и, перепродав или обанкротив приватизированный актив, утекает за границу. Доля государства опять становится заметной, хотя ужалась до минимума. И почему образцом для Правительства остаются Соединенные Штаты, где доля государственных расходов в ВВП не уступает доле государственного сектора в России? Почему, например, не Австрия, которая до второй половины 80-х годов прошлого века при значительной доле государства в экономике развивалась темпами, превышающими многие европейские страны? Страна, которая не имеет выхода к морю, но располагает торговыми судами. У нас частному сектору по-прежнему недостает умения и желания увеличить свою долю в произведенном ВВП за счет наращивания производства. Санкции, ограничения в торговле, с которыми столкнулась Россия в последние годы – это шанс, хватило бы ума им воспользоваться возродить недостающее разрушенное производство. Шанс такой же, как для Японии в 70-е годы. Там накануне нефтяного кризиса 1973 г. структурная перестройка уже назревала. Экс-председатель фирмы Кэйданрэн Т. Доко подчеркивал, что нефтяной кризис имел и положительное значение: без него «экономика страны продолжала бы упиваться счастливой мечтой о вечном быстром росте и очнулась лишь тогда, когда было бы слишком поздно». Использует ли шанс наша экономика? Вопреки утверждениям либерального крыла Правительства, этот рост невозможен без конструктивного участия государства. К сожалению, если оставить за скобкой то, что Правительством делается для обороны, для космоса, в целом оно пока играет не очень позитивную роль: всё «регулирование» сводится к наполнению бюджета, издавая множество законов и поправок к ним, ужесточая ответственность, а не поощряя развитие. При этом ответственность за свои порой некомпетентные действия законодательством не предусматриваются. Повышая налоги, штрафы, акцизы, которые косвенно влияют на затраты, на раскручивание инфляции, и в конечном счете в условиях низкой покупательной способности населения и производственного сектора, тормозят развитие бизнеса. Ведь крупное производство – это долговременные капиталовложения, но только крупное производство может стимулировать мелкий и средний частный бизнес в производственной сфере. В интересах государства развивать частный сектор путём низких процентов на кредиты, путём прямого выхода производителей на финансовые ресурсы, а не через посредников, и в интересах мелкого и среднего бизнеса иметь в лице государства партнера там, где нужны крупные капиталовложения на длительный срок, чтобы быть ему партнером в текущих расходах. Однако государство не проявляет интереса к возрождению утраченных позиций в промышленном секторе. И хоть там нет конкурентов, частный бизнес тоже туда не идёт, т.к. предпочитает ускоренную оборачиваемость инвестиций. Отсутствие структуры, заинтересованной в долговременных промышленных капиталовложениях, реально сдерживает рост частного бизнеса в крупном производстве. Речь не идет, конечно, о сырьевом или банковском секторе, их государство, напротив, опекает. Иностранные инвестиции, на которые особенно надеется и рассчитывает нынешнее Правительство, на это не способны, т.к. предшествующие 30 лет убедительно показали их полную в этом незаинтересованность. Либо государство наше не сумело надлежащим образом обусловить (с выгодой для государства) его приток: например, цены на приватизируемый объект, который попал в поле зрения иностранного инвестора, должен (раз уж выходит на мировой рынок) соответствовать мировому уровню, либо не захотело. Для иллюстрации безалаберности в этом деле в 90-е годы за примерами далеко ходить не надо: одним из первых был приватизирован у нас насосный завод им. Калинина вместе с двумя его филиалами всего за 9 млн. рублей. Если основными совладельцами завода стали рабочие – это одно, если Siemens (или другой иностранный заинтересовавшийся инвестор) – совсем другое, и должны быть другие цены. И гараж Ленинградского обкома КПСС был приватизирован за 9199,6 тыс. рублей. Вести речь о балансовой стоимости при таком соотношении значимости объектов и цен просто некорректно. Практика приватизации по цене металлолома должна быть осуждена и забыта. Нам могут возразить, что отсталое производство никто не купит по мировой цене. Во-первых, отметим, что не везде оно было отсталым, во – вторых, даже отсталое производство – это производство, а не металлолом. Китайцы копировали наши станки, не считая их отсталыми. И цены должны быть сопоставимы с аналогом производства страны – «инвестора» с поправочным коэффициентом. Но, похоже, те, кто проводил приватизацию, с такими понятиями были совершенно не знакомы, либо в этом и состояла их задача. Практика показала: задёшево покупали, чтобы обанкротить. Если стоимость металлолома после сдачи станков в утиль перекрывает первоначальные вложения, никто не будет утруждать себя (тем более, если нет никакого опыта) организацией производственного процесса. Цена, грамотно рассчитанная с учетом морального и физического износа должна быть привлекательной для инвестиций с последующей отдачей вложенных средств через технологическое обновление и рост производства, а не через свертывание производства и поставок продукции из-за границы. Только в том случае нелепо будет тратить деньги на приобретение актива, если вложенные средства не скоро окупятся через перепродажу в металлолом и последующие поставки продукции на освободившийся рынок. Бесплатное распределение акций предприятий среди работников было бы альтернативной формой приватизации экономически более выгодной для государства: предприятия продолжали бы работать и хозяйственные связи сохранились бы. Уповать на иностранные копеечные инвестиции, прибыль от вложения которых выводится за границу, а не реинвестируется в российскую экономику, значит рассчитывать максимум на стагнацию экономики, но не на развитие. Ведь опыт прошлых лет это показал. Приток и отток иностранного капитала дал понять, что рассчитывать на стабильность развития, опираясь только на иностранные инвестиции, даже если они российского происхождения, нельзя. Индия только тогда и начала развиваться, когда освободилась от колониальной зависимости. Россия наоборот поставила себя в зависимое положение от «партнёров» и их «консультантов», от доллара, от нефти, и вся постсоветская история превратилась в историю перетекания из кризиса в кризис. Представляется, что для преодоления кризиса государство должно усилить не контролирующие и репрессивные рычаги (они разработаны уже в достаточной, если не в чрезмерной, степени), а стимулирующие. Контролирующие механизмы нужны, особенно в части, касающейся использования бюджетных средств и цен на потребительском рынке. Не будем забывать, что во Франции цены контролировались до 1986 г., а у нас наоборот, начали рыночные реформы со свободного роста цен и падения курса рубля. Практика показала, что крах экономики СССР и самого государства начался с разрушительной кредитно-денежной политики Павлова и продолжался все 90-е и нулевые годы.