Коллектив авторов - Изменение глобального экономического ландшафта. Проблемы и поиск решений

Все это так. Но все же в России уже созданы основы рыночной экономики, хотя уровень развития конкурентной среды внутри и качество рыночной инфраструктуры остаются низкими. Особенно это касается банковской системы и фондового рынка. По имеющимся оценкам, лишь около 20–25 % российских промышленных предприятий работают в реальной конкурентной среде, остальные, как уже говорилось, довольствуются давно освоенными на отечественном рынке нишами и чувствуют себя спокойно, не стремясь к особому прогрессу. И тем не менее Правительство РФ четко заявляет о необходимости создания в стране инновационной модели экономики, и это заслуживает широкой поддержки. Но реальных действий в этом направлении пока нет.

Технологически Россия пока серьезно отстает от современных научно-технических лидеров, каковыми являются США, страны ЕС и Япония. Если в этих странах сегодня функционирует постиндустриальная экономика, к тому же базирующаяся на инновациях, то в России преобладает по существу затянувшийся начальный этап развития индустриальной экономики с недостаточно современным производственным аппаратом и устаревшим технологическим укладом. Из-за сравнительно низкого уровня развития рыночных отношений и предпринимательской среды в России лишь 9,3 % промышленных предприятий можно считать инновационно активными, в то время как в Ирландии – 75 %, в Германии – 65,8 %, в Канаде – 67,4 %, в Эстонии – 38 %, в Латвии – 35 %, в Литве – 23 %, в Польше – 18 % [451]. Количество заявок на изобретения в расчете на душу населения в России в 3–4 раза меньше, чем в США и Германии, и в 18 раз – чем в Японии. За последние годы лишь 5 % зарегистрированных в России изобретений были объектами коммерческих сделок [452]. В 2007 г. в России была создана государственная корпорация нанотехнологий «Роснанотех». Но пока нет ни одного «нанопатента», тогда как в мире их уже зарегистрировано более 10 тыс. [453]В целом же доля принципиально новой продукции составляет в России всего лишь 0,6 % промышленного производства [454]. Таким образом, российские власти практически ничего не делают для создания инновационной модели экономики, хотя разговоров и красивых слов на эту тему – тьма.

Для ускорения научно-технического прогресса, создания инновационной экономики и резкого повышения ее конкурентоспособности одного использования рыночных механизмов недостаточно. Финансирование НИОКР в нашей стране по-прежнему ориентировано на штатное расписание в институтах, а не на научные проекты или отдельные творческие личности, дающие высокий результат. Поэтому надо не только увеличить финансирование НИОКР, но и изменить его механизм. Сейчас годовые затраты на НИОКР составляют в России порядка 30–40 млрд долл, при расчете по ППС, что намного ниже, чем в США (400 млрд долл.).

Кроме того, сегодня требуется решительное реформирование российской науки. Как говорил В. Путин, «России нужна инновационная с рыночным уклоном модель организации науки, которая будет определять суть реформирования науки, в первую очередь, академической» [455]. Необходимо укреплять и расширять связи между наукой (в том числе фундаментальной), промышленностью, бизнесом и вузами. Российская фундаментальная наука должна активнее и шире встраиваться в международные инновационные сети и хорошо при этом зарабатывать.

Не приходится забывать о том, что современная российская наука вышла из советской и, подобно ЖКХ, не претерпела существенной перестройки. Как справедливо пишет Г. Ханин, в СССР происходил не только подъем, но и дискредитация науки. «Оценка людей по их научным заслугам была подменена степенью их приближенности к начальству и управляемости. Если такое стало допустимым по отношению к званию академика, то тем более это оказалось возможным применительно к менее престижным званиям и степеням (члена-корреспондента, доктора наук, профессора). Академики, директора научных институтов становились маленькими царьками, вокруг которых формировался двор приближенных, подхалимов с присущими всем монархическим дворам интригами и подсиживаниями. От этого окружения очень многое зависело в судьбе ученого: продвижение по службе, допуск к защите диссертации, публикации, командировки, обеспечение жилплощадью и т. д. Научный сотрудник, по сути, становится крепостным» [456]. Как сказал в своем интервью лауреат Нобелевской премии академик В. Гинзбург, «меня возмущает апатия и равнодушие, которое я замечаю почти на каждом шагу. В том числе в работе академии. И за полвека я понял, что единственное, что всех по-настоящему волнует, – избрание в академики. А когда выборов нет, никто ни за что браться не хочет. Директор любого института обязательно хочет стать академиком, но ведь он не всегда ученый, он менеджер. Многие влиятельные люди добиваются избрания в академию. Почему бы и нет, ведь они не хуже академиков» [457].