Эрик Райнерт - Как богатые страны стали богатыми

Эстонские коллеги рассказывали мне, как в разгар триумфа, последовавшего за падением Берлинской стены, первые консультанты из Всемирного банка, прибывшие в Эстонию, порекомендовали ей закрыть свои университеты. В будущем, объяснили они, Эстония будет иметь сравнительное преимущество в таких видах экономической деятельности, для которых университетское образование не потребуется. Хотя сегодня вы не услышите ничего подобного ни от одного экономиста из Всемирного банка и эстонцам ситуация вовсе не показалась забавной (их Тартуский университет был построен еще в 1632 году), в этой рекомендации присутствовали реализм и честность, которые были с тех пор утрачены. Поскольку виды экономической деятельности сильно различаются по применяемости знаний, нет ничего страшного в том, что какая-то страна будет специализироваться только на видах деятельности, не требующих знаний и образования. Мировые финансовые организации подчеркивают важность образования, но не собираются поддерживать образование промышленной политикой, которая создаст спрос на образованных людей, как это делает Европа последние 500 лет. Они ухудшают финансовое бремя бедных стран, заставляя их финансировать образование людей, которые смогут устроиться на работу только в богатых странах. Развитию образования должна сопутствовать такая промышленная политика, которая гарантирует рабочие место выпускникам образовательных учреждений.

По моему опыту, образованных гаитян легко найти среди франкоговорящего населения Канады, где они работают водителями такси. Около 82 % врачей с Ямайки работают за рубежом. 70 % жителей Гаяны, имеющих университетское образование, работают за пределами страны. Больницы Северной Америки переманивают медсестер из бедных стран, таких как Тринидад, а значительная часть больниц на Карибах держится на медсестрах с Кубы. Косвенным образом США помогают Фиделю Кастро решать проблемы платежного баланса.

Тот факт, что образованные жители бедных стран востребованы в богатых странах, где они живут гораздо благополучнее, чем дома, является угрозой для социальной ткани бедных стран: самые компетентные, самые образованные граждане бегут из них. И хотя деньги, которые они посылают родным, составляют внушительные суммы (в Сальвадоре, например, «эмигрантские» деньги являются самым большим источником иностранной валюты в стране), обычно тратятся на повседневные нужды. Мои коллеги-экономисты с Гаити утверждают, что деньги, которые присылают домой эмигранты из США и Канады, убивают всякое желание работать за ничтожные 30 центов в час.

Таким образом, аргументы за глобализацию в определенных условиях становятся аргументами против нее в том виде, в котором она происходит сегодня. Чем лучше мы понимаем механизмы экономического роста, тем лучше понимаем, почему этот рост так неравномерно распределяется между разными странами и отдельными людьми. По логике, экономическая политика должна строиться с учетом специфической ситуации в каждой стране, как это делалось веками. В медицине лекарства-панацеи — это орудие шарлатанов. В XIX веке один американский экономист обвинил английских экономистов в применении экономической панацеи для любой страны и любой ситуации. Глобализации в том виде, в каком ее практикуют Всемирный банк и МВФ, можно предъявить аналогичное обвинение. Важно осознать, что подобный «универсальный» подход — результат правящей сегодня экономической науки, в которой нет места ни инструментам для распознавания качественных различий между видами экономической деятельности, ни системам классификации.

Внутренняя логика стандартной экономической науки безупречна, однако, как писал Томас Кун, «парадигме не хватает понятийных инструментов для объяснения социально значимых проблем».

Вместо того чтобы привести к выравниванию уровня жизни, т. е. к выравниванию цен на факторы производства, в некоторых странах глобализация приведет к резкой поляризации уровней дохода, т. е. к поляризации цен на факторы производства. Защищая глобализацию, мировые финансовые организации оперируют совсем иными аргументами, чем те, которые мы обсудили выше. Их аргументы включают теорию торговли, которая не учитывает роль капитала (основанную на трудовой теории ценности), а также теорию роста, в которой капитал как таковой, а не знания и инновации, является двигателем роста капитализма. Можно подумать, что капитал (деньги) автоматически воплощает человеческие знания. Стандартная экономика предполагает, что все люди обладают одними и теми же знаниями (совершенной информацией), что экономии на масштабе производства не существует (и не существует фиксированных издержек), а также что новые знания появляются бесплатно и одновременно у всех людей на Земле. Главный парадокс этой теории, который подчеркивает схоластическую природу современной экономической науки, в том, что предпосылки, из которых она выводит гармоничный результат, т. е. выравнивание цен на факторы производства, способны создать ситуацию, в которой не будет иной торговли, кроме торговли сырьевыми товарами. В самом деле, если бы все люди обладали одними и теми же знаниями, а фиксированных издержек не существовало, то не было бы нужды ни в специализации, ни в торговле. Вот что пишет нобелевский лауреат Джеймс Бьюкенен: «В модели, в которой существует постоянная отдача от масштаба частного производства любого типа, не будет никакого обмена. В таких условиях каждый человек становится полной моделью общества в миниатюре» [121] Buchanan James . What Should Economists Do? Indianapolis, 1979. P. 236. .