Эрик Райнерт - Как богатые страны стали богатыми

Для предрасположенных к банкротству стран характерны среди прочих следующие черты: малое количество отраслей с возрастающей отдачей или их полное отсутствие, недостаточное разделение труда, отсутствие среднего класса горожан, а с ним политической стабильности, отсутствие экономически независимого класса ремесленников, экспорт сырьевых товаров; сравнительное преимущество в поставке на мировой рынок дешевой рабочей силы, малый спрос на квалифицированный труд в сочетании с низким уровнем образования, утечка мозгов. В таких странах часто возникает особый вид регионализма, который в Латинской Америке называется словом caudillismo , а в Сомали и Афганистане — правлением полевых командиров. Экономические структуры, которые объединяют успешное национальное государство, в таких странах развиты слабо или отсутствуют.

Первые богатые государства, в которых появилось некое подобие республиканской власти, часто либо располагались на островах, как Венеция, либо были приморскими державами с дефицитом земли, как Генуя или Голландская республика. Из-за недостатка пахотной земли феодальный строй был в них невозможен, зато развивалась экономическая деятельность, в частности, с возрастающей отдачей. Случай Флоренции, где был традиционно силен класс богатых землевладельцев, особенно интересен. Во Флоренции corporazioni (гильдии) и горожане боролись за власть между собой, однако вместе они очень рано (в XII–XIII веках) вытеснили из политики семьи богатых землевладельцев, которые потом веками тревожили Флоренцию, образуя союзы с другими городами.

Мы уже обращали внимание на связь между экономикой и политическим строем. В ранних демократических государствах классы ремесленников и промышленников получили большую политическую власть, чем знатные землевладельцы. Еще Джованни Ботеро (ок. 1544–1617) и немецкая школа Staatsraison ( нем. «интересы государства») замечали явную связь между экономическим строем государств и их жизнеспособностью и управляемостью. Книги Ботеро «Ragion di Stato» («Интересы государства») и «Sulle grandezze delle Cittá» («О причинах богатства городов») — части одной работы [189] Botero Giovanni . Della ragione di stato. Libri died, также содержит Delle cause della grandezza delle cittá, libri tre. Rome, 1590; англоязычное издание: «New Haven», 1956. , посвященной государствам, городам и их экономическому строю. Эта традиция была в XVIII веке продолжена социальными философами, в частности Монтескье.

В главе III мы упоминали труд Фейта Людвига фон Зекендорфа, который обнаружил, что в Германии нет экономической базы для создания такого процветающего общества, как в Голландии. Ученый понимал: чтобы государство функционировало, необходимо изменить его экономическую базу, набор присущих ему профессий и отраслей и их географическое расположение. Зекендорф предлагал сделать из Fürsten ( нем . «принцев») модернизаторов, утверждая, что их Recht ( нем. «право») управлять неразрывно связано с Pflicht (нем. «обязанностью») постоянно модернизовывать государство и в конечном итоге создать такие условия, при которых Fürsten стали бы не нужны и развились бы условия для создания демократии. По мнению Зекендорфа, успешное правление несло в себе зерно самоуничтожения и зарождения нового строя, но путь к демократии лежал через диверсификацию экономики и непременный отказ от производства одних только сырьевых товаров [190] О немецкой теории развития см.: Reinert Erik . German Economics as Development Economics: From the Thirty Years War to World War II // Origins of Development Economics / Jomo K. S., Erik Reinert (eds). London and New Delhi, 2005. P. 48–68. . Сегодня мощная связь между продвинутой индустриализацией и демократией признается по-прежнему, например, Фрэнсисом Фукуямой [191] Fukuyama Francis . The End of History and the Last Man. New York, 1992. . Однако никто сегодня не признает , что, во-первых, от экономического строя (городских ремесел и промышленных отраслей) зависит политический строй, а не наоборот; во-вторых, что промышленность ни в одной стране не появилась без того, чтобы ее осознанно строили, охраняли и стремились к ней. Создание и защита промышленной деятельности есть создание и защита демократии.

5. «Приведите в порядок конкурентоспособность»

Термин «конкурентоспособность» был порожден экономической наукой периода конца истории; в моду он вошел в начале 1990-х годов [192] Этот раздел основан на моем исследовании Competitiveness and Its Predecessors — а 500 Year Cross-National Perspective // Structural Change and Economic Dynamics. 1995. Vol. 6, где можно найти источники всех цитат. , но вначале считался крайне сомнительным. «Понятие конкурентоспособности страны, — писал Роберт Райх в 1990 году, — это один их редких терминов общественного дискурса, которые из туманных становятся сразу бессмысленными, без какого-либо промежуточного периода». Впоследствии Райху, профессору Гарвардского института государственного управления имени Кеннеди, предстояло стать министром труда США при президенте Билле Клинтоне. На этом посту он отстаивал идею, что Соединенные Штаты должны развивать экономические секторы, обладать повышенным потенциалом по созданию добавочной стоимости (high-value sectors), что, заметим, вполне соответствует нашему индексу качественных характеристик видов экономической деятельности. В работе, опубликованной через пару лет после этого, Пол Кругман, профессор Массачусетского технологического института, дважды назвал Райха попсовым интернационалистом и несколько ненаучно раскритиковал понятие «high-value sectors». Однако в той же работе от Кругмана досталось и термину «конкурентоспособность». «Если мы сумеем научить студентов кривиться, когда они слышат слово конкурентоспособность , то мы окажем своей стране огромную услугу». Кругман в то время придерживался идей Давида Рикардо.