Готтфрид Федер - Манифест к сломлению кабалы процентов

одним ударом устранить финансовую нищету;

мы сразу же почувствуем твердую почву под ногами;

нам сразу же станет ясно, что с этой несчастной кредитной экономикой мы зашли в дебри.

Кредитный капитал — что же это такое, как не долг? Кредитный капитал — это долги! — можно повторять сколько угодно. Какое же это безумие, когда немецкий народ вложил в свою войну 150 миллиардов, сам себе за это наобещал платить проценты в размере 7,5 миллиардов и теперь ощущает себя в изначально предсказуемом неловком положении, отнимая у себя эти 7,5 миллиардов в форме фантастических налогов! Самым трагичным в этом денежном обмане является не столько глупость такой военной кредитной экономики, сделавшей много полезного для заграницы, сколько больше тот факт, что всего лишь сравнительно малое число крупных капиталистов получает из всего этого огромные барыши, а весь рабочий народ, включая средних и малых капиталистов, торговлю, ремесла, промышленность должны оплачивать проценты. И здесь вновь вскрывается подоплёка вопроса, подтверждающая мысль о том, что фактически крупный ссудный капитал, и только он, является изгоем всего трудящегося человечества. Можно рассматривать вопрос с любых точек зрения, как угодно — все равно на проценты от ссудного капитала работает вся масса трудящихся. Средние и мелкие капиталисты ничего не имеют от своих больших процентов, просто не могут от них ничего иметь: эти проценты без остатка забираются у них в виде платежей в бюджет — будь то в форме прямых или косвенных налогов, сборов, гербовых сборов или иных платежей. В результате мы всегда придём к одному выводу: трудящийся народ — это тот, кто попался на удочку, а рыбак — крупный капитал.

Удивительно наблюдать сегодня, как социалистически мыслящий мир, начиная с Маркса и Энгельса, и коммунистический манифест, и Эрфуртская программа (особенно Каутский), а также сегодняшние социалистические властители как по команде салютуют интересам ссудного капитала. Святость процента — это табу! Процент — святее всех святых; встряхнуть его еще никто не отваживался. В то время как имущество, дворянство, безопасность личности и собственности, права верхушки, религиозные убеждения, офицерская честь, отечество и свобода более или менее дискутируются, процент свят и неприкасаем. Конфискация имущества, социализация — вопросы повестки дня, хотя они имеют совсем уж скользкие правовые мосточки, которые подпираются лишь тем, что всё это, якобы, применяются от имени общества к личности, — все это дозволено; а процент, процент — это «noli me tangere», «не трожь меня». Проценты от долга рейха — на первом месте в государственном бюджете. Их огромный вес тянет корабль государства на дно — это же обман! — громадный денежный обман, придуманный единственно для пользы крупных денежных властителей.

Хотел бы сразу, чтобы не было недомолвок, вкратце затронуть тему мелких рантье, которая еще будет дальше рассматриваться. Поскольку их не принимают в расчет при рассмотрении крупных вопросов, то совершенно справедливо, что для них будут предусмотрены многие компенсации путем дальнейшего развития социальной помощи.

Обман! Проценты — это обман — говорил я, и это моё твердое убеждение. Но если это слово, которое во время войны наверняка звучало и на полях сражений, и на родине как наиболее употребимое, то оно имеет ещё больше оснований быть применимым в смысле обмана с процентами.

Как это было с военными займами? Рейх в виде займа вытащил из кошельков народа 5 миллиардов марок, которые были действительно имевшимися в наличии сбережениями. Деньги пришли обратно населению. Затем пришел новый заем и снова высосал эти деньги у народа и, к тому же, последние остатки сбережений. И снова пришел насос займа и высосал миллиарды, и снова они вернулись, и так эта прекрасная игра продолжалась девять раз — до тех пор, пока рейх не наделал долгов на 100 миллиардов.

За это народ, конечно, получил 100 миллиардов, но только в виде красиво напечатанных бумажек. Сначала мы вообразили себе, как будто мы стали богаты, а потом пришло государство и сказало, что оно на грани банкротства.

Да, но почему же? Я ведь не могу стать банкротом, если я начну просто часто перекладывать свою 100-марковую купюру из левого кармана брюк в правый. Это было бы ещё большим сумасбродством, если мы, признав сумасбродство нашей экономики военных займов, еще и согласимся с тем, что мы — банкроты.