Петр Яковлев - Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине

Особенности индустриализации и в целом сложившейся в стране экспортно-сырьевой модели хозяйствования обусловили структурную уязвимость экономики, ее повышенную восприимчивость как к перепадам конъюнктуры мирового рынка, так и к капризам погоды, от которой во многом зависел урожай зерновых. Так, сильнейший неурожай пшеницы в 1914 г. (сбор упал с 5,8 млн т в 1913 г. до 2,8 млн т)38 фактически «обрушил» деловую активность.

С уязвимостью экспортно-сырьевой структуры аргентинской экономики связано еще одно обстоятельство. Подобная модель в условиях периодической нехватки внутренних инвестиционных ресурсов априори предполагала дополнительное внешнее финансирование. Конец XIX – начало XX в. стали периодом постоянного увеличения суверенной внешней задолженности Буэнос-Айреса и расходов по ее обслуживанию. Вот показательные цифры. Если в 1881–1883 гг. платежи по внешнему долгу составили 47 млн золотых песо, то в 1911–1913 гг. они выросли почти в 9 раз, достигнув 419 млн золотых песо, или около 33 % всех экспортных поступлений39. В те годы в стране неоднократно возникали серьезные финансовые трудности, и только чудом удавалось избегать официального дефолта. Однако на практике аргентинские власти не раз прекращали – полностью или частично – долговые платежи и в связи с этим испытывали политическое давление со стороны зарубежных кредиторов.

Во время Первой мировой войны Аргентина оказалась отрезанной от международных кредитных рынков и вернулась к практике внешних заимствований лишь в 1924 г., разместив на финансовой площадке Нью-Йорка заем на сумму 60 млн золотых песо. За этим последовали новые соглашения, причем к зарубежным займам, наряду с центральным правительством, стали все чаще прибегать власти отдельных провинций и городов, которые таким образом восполняли дефициты своих бюджетов. Как с иронией отмечал в те годы американский исследователь Гарольд Петерс, «…внешние заимствования отражали стремление местных политиков быстро получить деньги и оставить проблему платежей в наследство своим преемникам»40.

В военные и послевоенные годы правительство радикалов во главе с Иполито Иригойеном (президент в 1916–1922 и в 1928–1930 гг.) под нажимом промышленных кругов существенно (до 25–30 %) повысило таможенные пошлины. Эта мера стимулировала национальное промышленное производство и послужила первым сигналом начала нового этапа экономического развития, принявшего форму политики импортозамещения,которая придала дополнительный импульс хозяйственному росту Аргентины, закрепив ее в числе наиболее преуспевающих государств мира.

Влиятельный в тот период экономист Алехандро Бунхе в книге «Экономика Аргентины» привел интересные данные, характеризовавшие ситуацию в стране в первой половине 20-х годов прошлого века. Вот некоторые из них. В 1923 г. свыше 50 % внешнеторгового оборота всех латиноамериканских стран приходилось на Аргентину (для сравнения: на Бразилию – 18 %, на Чили – 10 %). Из 88 тыс. км железных дорог, проложенных в Южной Америке, более 47 % находились на аргентинской территории, и по ним перевозилось 60 % грузов и 57 % пассажиров. В том же году в южноамериканских государствах насчитывалось 349 тыс. телефонных линий, из которых 157 тыс., или 45 %, приходилось на Аргентину. В 1924 г. автомобильный парк Южной Америки составил 214 тыс. машин, причем 58 % – принадлежали аргентинцам. По данным международного статистического бюро в Женеве, в 1924 г. на Аргентину пришлось 60 % всех почтовых отправлений Южноамериканского региона. По этому показателю на душу населения (172 в год) страна занимала первое место в мире, превосходя самые развитые державы – США (152), Великобританию (141), Францию (129), Германию (70), Италию (47). В Аргентине издавалось 55 % всех газет и журналов Южной Америки, а тираж ведущей аргентинской газеты того времени «Ла Насьон» превосходил суммарный тираж периодических изданий в любом из южноамериканских государств41. Такого рода факты ясно говорят не только о количественном отрыве Аргентины от основного массива латиноамериканских стран, но и о качественно более высоком уровне развития аргентинской нации в тот период.

«Золотой век » аргентинской экономики явно и неотвратимо подходил к концу. Одновременно теряла силу и первая волна модернизации сложившихся в стране хозяйственных и социально-политических структур (см. табл. 1.4).