Именно угасание памяти о Великой депрессии подготовило почву для беспрецедентного роста долга, начавшегося примерно в 1980 году. Да, это совпало с избранием Рональда Рейгана — политика тоже сыграла свою роль. Долг начал увеличиваться не только потому, что кредиторы и заемщики забыли о возможных неприятностях, но и из-за амнезии политиков и экспертов, которые начали избавляться от постановлений, введенных в 30-х годах, чтобы не допустить повторения бед.
Беды, разумеется, повторились. В результате разразился не просто экономический кризис, а экономический кризис особого вида, при котором разумная на первый взгляд политика зачастую оказывается абсолютно неверной.
Если вы потратите хотя бы немного времени и послушаете, что говорят считающиеся высококвалифицированными специалистами люди о нынешнем состоянии экономики — а моя работа эксперта требует этого, — то в конце концов поймете, в чем главная проблема. Эти люди используют неподходящие метафоры. Они рассматривают экономику США как семью, попавшую в трудную ситуацию, с сократившимися по не зависящим от ее членов причинам доходами, обремененную долгом, который при имеющихся поступлениях в бюджет слишком велик. Выход, по мнению этих людей, есть только один: нужно быть скромными и благоразумными. Мы должны затянуть пояса, урезать расходы, платить по долгам, сократить траты.
Но сейчас кризис совсем другого типа! Доходы уменьшаются именно потому, что мы мало тратим, и сокращение расходов еще больше уменьшит доходы. У нас действительно есть проблема чрезмерного долга, но мы должны деньги не каким-то инопланетянам, а друг другу, и это огромная разница. Что касается сокращения издержек. По сравнению с кем? Если все попытаются сократить затраты, станет только хуже.
Другими словами, мы временно оказались по ту сторону зеркала. Сочетание ловушки ликвидности (даже нулевые ставки процентов недостаточно низки для восстановления полной занятости) и груза чрезмерного долга перенесло нас в мир парадоксов, в котором скромность — это зло, благоразумие — глупость, а большинство мер, за которые ратуют «серьезные» люди, на самом деле лишь ухудшает ситуацию.
О каких парадоксах идет речь? Один из них, парадокс бережливости, обычно рассматривают во вводном курсе экономики, хотя по мере того, как мы все реже вспоминаем о Великой депрессии, этот термин выходит из моды. Представьте ситуацию, когда все одновременно пытаются увеличить сбережения. На первый взгляд усиленное стремление к сбережению должно вылиться в рост инвестиций — больше расходов на новые предприятия, офисные здания, торговые центры, оборудование и так далее, что увеличит будущее богатство. Однако в депрессивной экономике всеобщее стремление к бережливости (и значит, уменьшению расходов) приводит к снижению доходов и ослаблению производства. Спад углубляется, и бизнес не увеличивает, а сокращает инвестиции: когда каждый потребитель в отдельности пытается увеличить свои сбережения, совокупный объем сбережений в конечном счете уменьшается.
Считается, что парадокс бережливости не обязательно обусловлен чрезмерными займами в прошлом, хотя на практике именно этот путь приводит к продолжительному спаду в экономике. Тем не менее долговое бремя становится причиной двух других парадоксов, связанных с уже рассмотренным.
Во-первых, это парадокс делевериджа, который нам знаком. Вспомним остроумную фразу Фишера: чем больше должники платят, тем больше они должны. Мир, где значительная часть отдельных людей и/или компаний пытается выплатить все долги сразу, — это мир уменьшающихся доходов и стоимости активов, в котором проблема долга только усугубляется.
Во-вторых, это парадокс гибкости. Изначально он был описан в старой статье Фишера, но своей современной реинкарнацией, насколько мне известно, обязан экономисту Гаути Эггертссону из нью-йоркского Федерального резервного банка. Суть его в следующем. Как правило, если некая вещь плохо продается, на нее необходимо снизить цену. Таким образом, кажется естественным предположить, что для борьбы с массовой безработицей нужно снизить зарплаты. Консервативные экономисты часто утверждают, что в 30-х годах ХХ века Франклин Делано Рузвельт замедлил восстановление экономики, поскольку его «Новый курс» предполагал увеличение зарплат, тогда как они должны были снижаться. И сегодня нередко звучат голоса в пользу «гибкости» — эвфемизм для сокращения зарплат, то есть рынка труда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу