Денис Шевчук - Мировая экономика

Учитывая вышесказанное, представляется вполне понятным и плодотворным стремление рассмотреть основные вопросы политической науки без разделения ее проблем на внутренние и внешние (международные): такие попытки отмечаются и в зарубежной, и в отечественной литературе.

Вместе с тем, представления о чисто количественном характере различий между внутренней н международной политикой, а тем более – утверждения сторонников транснационализма о стирании всякой грани между ними в эпоху взаимозависимости отражают не только тенденции развития политического процесса, но и состояние самой науки о международных отношениях. Как справедливо отмечал канадский специалист, «интенсивная концептуальная и исследовательская деятельность может создать впечатление о том, что разработка теории международной политики находится на пути своего удачного завершения, как это стремятся внушить некоторые видные представители школы сравнительной международной политики. Однако подобный оптимизм является, увы, довольно преждевременным».

В самом деле, несмотря на свой солидный возраст (одно из первых исследований в этой области – работа Фукидида «История Пелопонесской войны» – появилась еще в V веке до н. э.) наука о международных отношениях не может похвастаться крупными успехами. Даже в рамках такого теоретического течения, как политический реализм, придающий исследованию внешней политики государства центральное место, ее понимание остается слишком общим, лишенным необходимой строгости. Главное, что удалось сделать наиболее крупным представителям указанного течения – Г. Моргентау, Р. Арону, А. Уолферсу и др. – это показать сложность данного феномена, его неоднозначный характер, связанный с тем, что он имеет отношение и к внутренней, и к международной жизни, к психологии и теории организации, к экономической сфере и социальной структуре и т. п.

Это позволило критикам политического реализма – сторонникам модернистского направления – приступить к конкретному изучению внешнеполитической деятельности государств, опираясь на возможности таких наук, как социология и психология, экономика и математика, антропология и информатика и др. Использование методов системного подхода, моделирования, ситуационного и структурно-функционального анализа, теории игр и т. п. дало возможность представителям отмеченного направления (М. Каплан, Д. Сингер, К. Райт, К. Дойч, Т. Шеллинг и др.) подвергать проверке гипотезы, касающиеся прогнозирования внешней политики того или иного государства, основываясь на обобщении эмпирических наблюдений, дедуктивных суждений, изучении корреляций; систематизировать факторы, влияющие на международные ориентации правительств, формировать соответствующие базы данных, исследовать процессы принятия внешнеполитических решений. Однако модернизм не стал сколь-либо однородным теоретическим направлением. Догматизация принципа научной строгости и оперирования данными, поддающимися эмпирической верификации, обрекала его на редукционизм, фрагментарность конкретных исследовательских объектов и фактическое отрицание специфики внешней политики и международных отношений.

Периодически обостряющиеся между представителями науки о международных отношениях «большие дебаты», сопровождающие ее фактически с первых шагов конструирования в относительно самостоятельную дисциплину (по общему мнению этот процесс, продолжающийся и поныне, ведет свое начало с межвоенного периода первой половины XX века), до сих пор не смогли поколебать доминирующую среди них неуверенность в эпистемологическом статусе своей дисциплины, особенностях ее объекта, специфике предметного поля и основных исследовательских методов. Более того, само продолжение таких дебатов, а главное – их содержание убеждают (непосредственно или имплицитно, целенаправленно или по существу) в обоснованности подобной неуверенности.

В этой связи симптоматично, что в конце 1994 года по обе стороны Атлантики такие специализированные журналы как «International Organization» в США и «Le Trimestre du monde» во франции почти одновременно выпускают специальные издания, целиком посвященные выяснению проблемы состояния международных исследований и предмету науки о международных отношениях. Совпадает и один из главных выводов, вытекающий из обеих дискуссий, в соответствии с которым главное препятствие автономизации науки о международных отношениях вытекает из трудностей в идентификации ее объекта.