Фридрих Шиллер - Разбойники

Мозер.Это философия вашего отчаяния. Но ваше собственное сердце, боязливо бьющееся в груди, обличает вас. Всю эту паутину систем разорвут слова: «ты должен умереть!» Я вызываю вас – и пусть это послужит испытанием: если и в час смерти вы будете так-же непоколебимы, если ваши убеждения и тогда вам не изменят – вы победили; но если малейший трепет хоть на миг овладеет вами, тогда – горе вам: вы обманулись!

Франц( в смущении). Если трепет овладеет мною?

Мозер.Много видал я таких же несчастных, которые всю жизнь храбро противустояли истине; но в час смерти – обман исчезал. Я буду стоять у вашего смертного одра. Мне даже хочется посмотреть в глаза вам, когда доктор возьмет вашу холодную, влажную руку, станет напрасно доискиваться слабого пульса, взглянет на вас и потом с ужасным пожатием плеч скажет; «человеческая помощь напрасна!» Бойтесь, о бойтесь тогда, чтобы не иметь вида Ричарда или Нерона.

Франц.Нет, нет!

Мозер.И это «нет» превратится тогда в вопиющее «да». Внутренний суд, которого вам никогда не подкупить скептическими доводами, вдруг проснется и призовет вас на суд свой. Но это пробуждение будет подобно пробуждению заживо-погребенного во чреве кладбища; это будет ярость самоубийцы, который кается после того, как наложил на себя руки; это будет молния, которая внезапно осветит полночь вашей жизни; это будет один только взгляд… И если вы и тогда останетесь непреклонными – вы правы.

Франц (взволнованный, ходит взад и вперед по комнате). Поповские бредни! поповские бредни!

Мозер.И вот впервые мечи вечности растерзают вашу душу; но уже будет поздно. Мысль о Боге разбудит ужасного соседа: имя его – Судия. Моор, на конце вашего мизинца висит жизнь тысячей и из этих тысячей девятьсот девяносто девять вы сделали несчастными. Чтоб-быть Нероном, вам недостает только Римской империи, и Перу, чтобы называться Пизарро. Неужели вы думаете, что Бог допустит, чтобы единый человек, как бешеный, хозяйничал в Его мире и все становил вверх дном? Неужели вы думаете, что эти девятьсот девяносто девять созданы для того только, чтобы гибнуть от руки вашей, или быть куклами вашей сатанинской игры? О, не думайте этого! Он потребует некогда от вас каждую минуту, что вы украли у них, каждую радость, что вы им отравили, каждый шаг к совершенству, что вы преградили им… И если вы и на это ответите ему, Моор, – вы правы.

Франц.Довольно, ни слова более! Уж не думаешь ли ты, что я с этих пор стану плясать под твою дудку?

Мозер.Нет, Моор, судьба людей стоит в страшно-прекрасном равновесии. Чаша весов, понижаясь в этой жизни, возвысится в той; возвысясь в этой, упалет в той. Что было здесь временным страданием, будет там вечным торжеством; что было здесь конечным торжеством, будет там вечным, бесконечным отчаяньем.

Франц (яростно наступает на него). Гром да поразит тебя немотою, лжец бесстыдный! Я вырву проклятый язык у тебя из горла!

Мозер.А! Вы уже начинаете чувствовать всю тяжесть правды, тогда как я еще и не приступал к доказательствам. Теперь приступим к ним.

Франц.Молчи! ступай в ад с своими доказательствами! Душа наша уничтожится, говорю я тебе – и я не хочу слышать твоих доказательств.

Мозер.Вот об этом-то и стонут духи преисподней; но небесный Судия качает головою. Неужели вы полагаете, что в пустынном царстве пустоты вы избежите десницы предвечного Мстителя? Взойдете на небо – Он там! сойдете в ад – Он опять там! Скажете морю: «спрячь меня!» и тьме – «укрой меня!» – и тьма исполнится света около вас и ночь обратится в день. Но ваш бессмертный дух борется только со словом и побеждает слепую мысль.

Франц.Но я не хочу быть бессмертным: до других мне дела нет. Я заставлю Его уничтожить себя, я раздражу Его до бешенства, чтоб Он в бешенстве уничтожил меня. Назови мне самый величайший из грехов, наиболее могущий прогневить Его.

Мозер.Я знаю только два греха. Но они не совершаются людьми; даже и в голову не приходят людям.

Франц.И эти грехи?

Мозер (значительно). Отцеубийством зовется один, братоубийством зовется другой. Отчего вы побледнели?

Франц.Что, старик? Ты с адом, или с небом в заговоре? Кто сказал тебе это?

Мозер.Горе тому, у кого они оба на душе! Лучше бы ему никогда не родиться! Но успокойтесь: у вас, ведь, нет ни отца, ни брата.