Тамара Алехина - Возвращение

Ринске. Премного благодарна, господин Ластман.

Ластман. Ступай, ступай!

Ластман (медленно возвращается к мольберту Рембрандта). Так, по-твоему, выглядела Сусанна?

Рембрандт (недоуменно) . Я не думал об этом…

Ластман. Пойми же, наконец, художник призван облагораживать натуру.

Рембрандт. Я уже слышал это не раз!

Ластман. Да, да! Для таких, как ты, я буду повторять это снова и снова! (Видя, как закипает Рембрандт, сжимая кулаки, смягчается.) Сосредоточься и поправь.

Рембрандт. Ладно! (Срывает рисунок и начинает его комкать.)

Ластман (выхватывает у него лист) . Немедленно отдай! Ты не имеешь права ничего уничтожать! (Обращаясь к остальным ученикам и старясь не глядеть в глаза Рембрандту.) Все, что создано в этой мастерской, по закону гильдии Святого Луки, принадлежит мне!

Рембрандт (вызывающе) . Но вам же не нравится, как я работаю?!

Ян (подходит к Рембрандту, обнимает его за плечи) . Рембрандт, не горячись.

Ластман (раздраженно) . А это не имеет значения! (Звонит в колокольчик.)

Виченцо (входит) . Да, хозяин?

Ластман. Ты рассчитал Ринске?

Виченцо. Как приказывали, ваша милость.

Ластман. А что…

Виченцо (услужливо) . Ужин?

Ластман. Да, да, ужин?

Виченцо. Готов, ваша милость!

Ластман (ученикам) . Ступайте! Не забудьте тщательно умыться и явиться к столу вовремя. (Все выходят. Ластман расправляет рисунок на столе, кладет его в папку и инстинктивно вытирает руки носовым платком.)

Слуга (входит). Доктор Николас Питерс – к Вашей милости.

Ластман. Зови, зови!

Тюльп. Добрый вечер, Питер.

Ластман. Хотелось бы, чтобы он действительно был добрым.

Тюльп. Я принес хорошие вести: судя по всему, эпидемия сходит на нет.

Ластман. Слава Богу!

Тюльп. А у вас что стряслось?

Ластман. У нас, доктор, своя чума завелась.

Тюльп. Не шутите так, Питер. Дайте-ка мне ваш пульс? (Качает головой.) Микстуру принимаете регулярно?

Ластман (вздыхает) . Принимаю.

Тюльп. Вот и хорошо. Ну, теперь рассказывайте?

Ластман. Мой новый ученик – Рембрандт ван Рейн… (Пауза.)

Тюльп. Сын мельника из Лейдена?

Ластман. Вот, вот, этот сын мельника выводит меня из себя. Представьте, Николас, на днях привожу в студию бродягу, совершенно опустившегося старика, предлагаю изобразить его Сатиром, Рембрандт подает его эдаким мучеником. Сегодня ставлю пред ними Ринске, прошу изобразить Сусанну. И вот. (Протягивает скомканный лист доктору, но потом меняет свое решение.) Но взгляните сначала на рисунок Алларта.

Тюльп. Да, это восхитительно!

Ластман. А вот шедевр Рембрандта.

Тюльп. М-да-а…

Ластман. Отвратительно, грубо…

Тюльп (рассматривает рисунок). Да, грубовато, но очень похоже. Я могу это взять себе?

Ластман. Буду рад!

Тюльп (рассматривая оба рисунка) . Не забывайте, Питер, Алларт вырос в шелках и бархате… Но этот сын мельника, этот Рембрандт, очень самобытен! Из него выйдет толк!

Ластман (разводит руками). Ну, не знаю, не знаю… Боюсь, мне придется с ним расстаться. Пусть возвращается в свой Лейден!

На сцене сарай-мастерская в Лейдене. Рембрандт стоит у мольберта, на плечах у него разорванный мешок. Рядом – Ян Ливенс.

Ливенс (читает Библию) . «Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь: я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, который есть Христос Господь».

Рембрандт. Я знаю, как передать это сияние. Зарево выхватывает из тьмы парящего Ангела. А вот иллюзию парения…

Ливенс. Мне кажется, иллюзию парения могут создать одежды. Помнишь, как учил нас Ластман.

Рембрандт (повелительно) . Нет, одежды лишь усиливают ее, а иллюзию должно вызывать само тело ангела.

В сарай неожиданно врывается Адриан .

Адриан. Рембрандт, мне срочно нужно пять-шесть мешков.

Рембрандт. Что? Откуда у меня мешки. Разве ты не видишь: я работаю.