Дэвид Хэйр: Дыхание жизни

Мадлен. Вы все еще там живете?

Фрэнсис. Да, там. (Какое-то время Фрэнсис смотрит на Мадлен) . На нашей улице по-прежнему парковались в два ряда Рэйндж-Роверы, выплевывали на дорогу кучки детей, а их мамаши в спортивных костюмах бегали с ключами в руках; я сама когда-то носила такие же трикотажные костюмы… Они перекликались: «У меня нет ни минуты!», «Мне надо бежать!», «Кларисса не забыла бутерброды?», и так далее, как будто у меня за окном крутили один и тот же старый фильм…

Мадлен перестает есть и слушает.

Мой дом превратился в декорацию для пьесы, которую больше не играли. Когда-то здесь бегали по лестницам, распахивали двери настежь… (Фрэнсис оборачивается и смотрит на Мадлен.) Я тогда садилась за стол и раскрывала свою школьную тетрадь. И думала: «Этого нельзя называть Мартином, пусть он будет Майкл. И он не может быть адвокатом, пусть работает в рекламе». Потом в один прекрасный день я подумала: «Что я делаю? Для чего я все это выдумываю? К чему эта ширма, этот вымысел, которым я прикрываюсь? Кому он нужен? Ведь интересно то, что произошло на самом деле, это и есть самое захватывающее! Все в точности так, как было. Значит, мне нужно выяснить, как все это случилось. До мельчайших подробностей».

Мадлен отодвигает в сторону свою бумажную тарелку.

Мадлен. Так он в Сиэтле?

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Он туда переехал?

Фрэнсис. Да. Потому что она американка.

Мадлен. Ах, да, конечно.

Фрэнсис. Она сюда приезжала.

Мадлен. Да-да.

Фрэнсис. Она молодая. (Фрэнсис слегка улыбается) . Да уж, за те последние годы я много чего наслушалась про молодость. Даже прежде, чем она появилась. Какие замечательные эти молодые! Как много у молодежи чего-то такого, чего нет у нас!

Мадлен. Вы хотите сказать, чего-то еще кроме молодости?

Фрэнсис. Он говорил, индивидуальность. Открытость.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. «Все, что для нас было трудно, им дается с легкостью», — он так говорил.

Мадлен. Понятно.

Фрэнсис. Он говорил: «Они не унылые, их не преследует прошлое».

Мадлен. Так и сказал?

Фрэнсис. «Говорят, молодежь больше ни во что не верит. Мол, у них нет ни идеалов, ни воображения. Они не знают, что можно, а чего нельзя. А что в этом плохого? По-моему, это только плюс», — так он говорил. «Вот возьми нас…»

Мадлен. И что? (Она выжидает паузу) . И что?

Фрэнсис. «Мы только и делали, что мечтали. И что с нами стало?» (Фрэнсис колеблется) . Как-то ночью я спросила его: «То есть, ты хочешь сказать, что когда ты с ней, тебе уже не кажется, что ты трахаешься с привидением?»

Мадлен с интересом поворачивается.

Мадлен. А вы смелая, решили не сдаваться!

Фрэнсис. Да, в тот раз так и было.

Мадлен. И что же он ответил?

Фрэнсис. Он сказал, что еще не спал с ней.

Мадлен. Что-что?

Фрэнсис. Он сказал: «Да, я собираюсь с ней жить. Я хочу построить с ней свою жизнь. Но раз уж ты об этом спрашиваешь, то я с ней не спал».

Мадлен поражена. Она с изумлением смотрит на Фрэнсис, которая тоже на нее смотрит, но очень спокойно.

Мадлен. Постойте-ка…

Фрэнсис. Вот так-то.

Мадлен. Но как же…

Фрэнсис улыбается.

Фрэнсис. Что, теперь и вы спустились с небес? Теперь и вам стало интересно?

Мадлен. Так он с ней не спал?

Фрэнсис. Нет. (Фрэнсис выжидает минуту, смакуя слова) . Он сказал «Нет».

Мадлен. А потом?

Фрэнсис. Он сказал: «Понимаешь, у нас все по-другому. Конечно, я буду с ней спать. Но только когда перееду в Америку».

Мадлен сидит пораженная.

Мадлен. Да это просто поэма какая-то!

Фрэнсис. Вот именно.

Мадлен. Ну и ну! Просто поэма!

Фрэнсис улыбается, наслаждаясь моментом.

И что же все это значит?

Фрэнсис. А вы как думаете?

Мадлен. Да что с ним такое было? Он что, подался в колонисты-переселенцы? В отцы-основатели Соединенных Штатов? Надеюсь, до миссионерства дело не дошло?

Фрэнсис. Вряд ли.

Мадлен. Вы уверены? А они планировали вообще когда-нибудь заняться сексом?

Фрэнсис. Еще бы!

Мадлен. Она, случайно, не из секты сайентологов? Может, это у них какой-то тайный культ?