Илья Долгихъ: Путеводитель по театру и его задворкам

Прохладный весенний вечер, нас занесло в бар где-то в центре. Взяв выпить, мы сели за самый дальний столик, подальше от общей шумихи. Впервые за несколько лет мы вновь оказались лицом к лицу. Она сильно изменилась с тех пор, повзрослела, казалось, что глаза ее стали темнее, морщинки около них уже сплели свою паутинку, и в уставшем ее лице уже не было того прежнего презрительного выражения, с которым раньше она смотрела и на меня, и на весь мир в целом.

– За что выпьем? – спросила она, поднимая стакан с вермутом, который совершенно для этого напитка не подходил.

– За прошлое! – предложил я и, не дожидаясь одобрения с ее стороны, сделал большой глоток бурбона, который, в свою очередь, был, как и положено, налит в старый добрый «роке».

За выпивку мне только что пришлось прилично раскошелиться в баре, но ради такой встречи можно было пожертвовать несколькими обедами на работе.

– Ну как ты живешь? – начала разговор М. – Чем занимаешься?

– Учусь, работаю, – в общем, все как у всех, – ответил я.

– Не женился еще? – с улыбкой добавила она.

– Думаю, что ты, зная меня, могла бы не задавать подобных вопросов.

– Ну, мало ли, люди же меняются, да?!

Я усмехнулся и вынул из кармана пачку сигарет. Протягивая ей открытую пачку, я знал, что она откажется, но мне хотелось, чтобы она это сделала. Она покачала головой и, как я и думал, сняла со спинки стула сумку и, покопавшись немного в ней, достала на свет пачку табака и папиросную бумагу. Я улыбнулся, вспоминая, что она и раньше никогда не курила обычные сигареты. Она предпочитала не курить совсем, если у нее не было табака. Думаю, в этом, как и во многом другом, проявлялся ее жесткий характер, тяжесть которого мне пришлось не раз испытать на себе, после того как начали рушиться наши воздушные замки.

Я внимательно наблюдал за тем, как она тонкими, болезненно белыми пальцами насыпает табак на развернутый на столе листочек папиросной бумаги и затем, облизнув его край языком, скручивает плотную папиросу. Она всегда курила без фильтра. При яркой вспышке зажигалки, которую я поднес к ее лицу, предлагая ей прикурить, я увидел его освещенным огнем и заметил, насколько сильно оно изменилось. Черты лица ее заострились, глаза стали более серьезными и грустными, она похудела еще сильнее. Вместе с тем все это не портило ее, но скорее придавало уже какую-то не юношескую солидность и статность женщины, приближающейся ко времени, когда уже приходится признавать возраст и соответствовать ему. Она была по-прежнему красива, и даже еще более проявлялась трагичность этой красоты, которая находилась теперь на самом своем пике и которая через несколько лет начнет медленно и безвозвратно разрушаться, но в данный момент она являлась примером почти идеала, словно лицо с фрески античного храма, которое сквозь века заявляет о своем превосходстве над временем и тленом. От женщин, обладающих подобной внешностью, мужчины всегда стараются держаться подальше, чтобы не ранить лишний раз своего самолюбия.

– Я так никогда не умел, – сказал я, кивая на ее папироску, – всегда пользуюсь машинкой.

Она улыбнулась:

– Ну так что? Что было дальше?

– Было много всего, – ответил я, – ты хочешь услышать всю историю жизни неудачника за одну короткую встречу?

– Ну, ты начни, а там посмотрим.

– Я, признаюсь, хотел услышать и о том, что было с тобой за это время…

– Со мной ничего не было, – резко оборвала она. – окончила институт, потом была аспирантура – защитилась досрочно, чтобы быстрее можно было бы переехать в другой город, больше не могла выносить Москву, устраивалась уже там в разные места, но потом повезло, удалось устроиться на кафедру, преподавать. Довольно активно занимаюсь спортом, когда позволяет время, иногда фотографирую, иногда рисую. Вот вкратце и все.

– А не вкратце?! – улыбнулся я.

– Да ничего особенного, я не хочу сейчас об этом говорить, может быть, потом. Сейчас твоя очередь. – Она пригубила из стакана и взглядом дала мне понять, что настроена слушать.

– Ну, хорошо, – сказал я, – можно попробовать. В ту осень…

В ту осень, большую часть которой я провел в Питере, городе, который дал мне несколько самых счастливых дней, а потом начал медленно погружать меня в пучину отчаяния, в жизни моей начали происходить резкие перемены.