Константин Филимонов - Заметки скандального кинопродюсера

– Извини, я на встречу тороплюсь…

Мы открыли двери и вдруг слышим, как парень говорит друзьям:

– Звезда завыебывалась!

Турчинского аж затрясло!

Он обернулся и зло пробасил:

– Если я тебя сейчас пиздану, то все, что от тебя останется, – стечет по кремлевской стене!

Парень испугался, а я практически затолкал Володю внутрь музея – от греха подальше. Если б Турчинский стал драться, то моя помощь заключалась бы только в том, чтобы оттаскивать за ноги и складировать тела оборзевших парней…

Летом 2009-го на XXXI-м Московском кинофестивале была премьера моего фильма «КРОМОВЪ».

Я пригласил Володю.

Он снимался в те дни под Ярославлем, но на премьеру приехал – небритый, уставший, с воспаленными от бессонницы глазами.

Во время демонстрации фильма смотрю: он спит…

Выходим из «Октября», подходит Турчинский:

– Классный фильм, Костя! Поздравляю!

– Ты же весь сеанс проспал! – смеюсь я.

А он аж засмущался:

– Поэтому и говорю, что классный! Я хоть выспался!..

Понимающе машу рукой:

– Ладно! Пошли на банкет – «поляна» накрыта!

– Не могу! Прости, Олегович!.. Мне надо в Ярославль. Утром съемка!

Оказывается, он примчался в Москву, только чтобы я не обиделся.

Поспал в кинотеатре, руку мне пожал, поздравил и поехал назад.

Сумасшедший…

Я собрался уезжать из России. Навсегда.

У меня на сердце тоска, хоть и мечтал уехать.

Встретились с Володей в кафе на Старом Арбате.

Он пьет чай, я – коньяк. Болтаем о том о сем.

Но он «под кожу» не лезет – видит, как мне херово…

В этот момент в кафе входят пять веселых туристов-французов в сопровождении маленькой, плохо одетой русской тетки-гида.

Заметно, что женщина очень суетится, нервничает – лишь бы угодить своим зарубежным подопечным.

Когда французы, беззаботно гомоня меж собой, уселись-таки за стол у окна, тетка-гид в полуприказном тоне прокричала через весь зал двум официанткам, стоявшим у бара:

– Девочки, быстро обслужите нас. У меня французская делегация, и мы не можем ждать!

Непонятно почему, но меня взбесили эти слова, это неприкрытое вечно холопское «совковое» желание выслужиться перед иностранцами.

И я со всей силы грохнул кулаком по столу, подскочил и дико заорал на тетку:

– Эй, мышь церковная! Ты че перед ними стелешься, как отставная шлюха?.. Ты можешь себе представить, чтобы во Франции перед русскими так спину гнули? Так почему эти девочки, твою мать, – я показал на официанток, – должны перед лягушатниками прогибаться?..

– Костя, угомонись! – утихомиривал меня Володя, встав, на всякий случай, между мною и притихшими французами.

Но меня уже понесло:

– Да че угомонись?! Че угомонись? Мы что – пальцем деланные?.. Кто нас в мире уважать станет, если мы сами себя не уважаем?! Ебтыть, даже в Москве сами себя в говно втаптываем!!!

Официантки благодарно, застенчиво улыбались. Французы, ничего не понимая, испуганно хлопали глазами. А тетка-гид, и без того маленькая, съежилась до молекулы.

Мы вышли на улицу.

Турчинский смеется:

– Олегович, ты чего взорвался, как фугас? Это же я – «Динамит», а не ты!

– Как же так?.. – не унимался я.

А Владимир улыбнулся:

– Остынь, кипяток!.. Че ты взъелся на эту тетку? Может, она с детства в совершенстве знает французский, а во Франции никогда не была! И вообще дальше Южного Бутово не путешествовала. У этой «мыши», как ты ее назвал, в кои-то веки выпал шанс за чужой счет в Париж смотаться, а ты ей весь кайф обломал!..

Я скрипнул зубами:

– Да я даже не на нее!.. Я на всех нас – на русских – взъелся! Ох, не любим мы себя! Ох, не любим!!!

Турчинский хитро прищурился и тихо-тихо:

– Костя, знаешь: есть такое стихотворение о матушке России и обо всех нас. Геннадий Шпаликов написал:

Он помолчал и подытожил:

– Россия – это твой автопортрет, Костя!!!

Он не любил слово «друг». «Товарищ» – да! А друзьями он называл только самых-самых близких.

Многие набивались ему в друзья. Многие (особенно после его смерти) пиарились на разных ТВ-шоу, называя себя «лучший друг Турчинского».

Знаю, что Ирина (жена Володи) негодовала по этому поводу, но…