Владимир Погожев - Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Суровыми мерами правительству Александра III удалось навести порядок внутри государства: революционные партии и группировки или были уничтожены, или оказались вынуждены скрываться в глубоком подполье. Часть революционных активистов покинула Россию, предпочитая каторге уютные парижские кафе, где можно было в комфорте и безопасности предаваться мыслям о «светлом будущем» русского народа. «Реакция придавила всех, – писал публицист, народоволец В. Л. Бурцев. – Не было ни активной революционной борьбы, ни каких-либо серьезных общественных выступлений. Наступило время маленьких дел» [31] Бурцев В. Л. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 24. . Сходное мнение высказывал марксист Г. В. Плеханов: «Революционная молодежь находилась на распутье и вырабатывала программы» [32] Первое марта 1887 года. М.; Л., 1927. С. 5. .

«Главный дирижер» Российской империи был строг. Его «оркестр» должен был быть слаженным механизмом и вовремя брать «правильные ноты», чтобы не допустить никакой «какофонии» в стране – крамолы, которая может расшатать «дирижерский подиум». Однако он никак не мог предвидеть, что результаты жесткого «дирижерства» внесут печальный вклад в трагическое царствование его сына императора Николая II.

Сохранилось много воспоминаний современников о личности Александра III. Он вызывал симпатию или антипатию, но мало кого оставлял равнодушным. Тонкий наблюдатель и психолог, юрист А. Ф. Кони так вспоминал свою беседу с царем: «Александр III, подпирая по временам голову рукою, не сводил с меня глаз… В этих глазах, глубоких и почти трогательных, светилась душа, испуганная в своем доверии к людям и беспомощная против лжи, к коей сама была неспособна. Они произвели на меня глубокое впечатление. Если Александр III так смотрел в лицо своим министрам при их докладах, то мне становится просто непонятным, как могли некоторые из них, нередко совершенно сознательно, вводить его в заблуждение… Вся его фигура, с немного наклоненной на бок головою, со лбом, покрытым глубокими морщинами – следом тяжелых дум и горьких разочарований, – вызывала в душе, прежде всего, чувство искренней жалости к человеку, поднявшему на плечи „бремена неудобоносимые“. От него – самодержца и повелителя всея Руси, могущего одним почерком пера перевернуть весь наш гражданский и политический быт, одним мановением руки двинуть несметные полчища против действительных или предполагаемых врагов, – веяло такой беспомощностью по отношению к обману и лукавству окружающих, что солгать ему казалось мне равносильным нанесению удара дряхлому старику или малому, слабому ребенку» [33] Кони А. Ф. Собр. соч. М., 1966. Т. 1. С. 451. . «Государь не любил много говорить: у него было природное отвращение ко всему рекламному, ко всякому афишированию. Но внутри у него крепко сидело убеждение, и сдвинуть его с точки было очень трудно», – писал художник А. Прахов [34] Прахов А. В. Император Александр III как деятель русского художес твенного просвещения. СПб., 1903. С. 146. .

В своих резолюциях, сделанных на полях документов, рапортов и писем, Александр часто бывал резок и даже груб. Он не заботился об утонченных выражениях, читая отчеты о пожарах, неурожае, катастрофах. «Неутешительно» – царская помета, касающаяся прискорбного события. Довольно резко звучит августейшая оценка некоторых губернаторов или чиновников: «экое стадо свиней» или «экая скотина» [35] Голос минувшего. 1917. № 5. С. 87. . Отвечая на советы тещи – датской королевы, – как надо править Россией, Александр достаточно нелицеприятно обрывает ее: «Я, природный русский, в высшей степени нахожу трудной задачу управлять моим народом из Гатчины, которая, как вам известно, находится в России, а вы, иностранка, воображаете, что можно успешно управлять из Копенгагена» [36] Голос минувшего. 1917. № 5. С. 93. . Нередко его прямота воспринималась окружающими как грубость, дурные манеры. Граф С. Д. Шереметев писал об этой черте характера Александра III: «Вообще, он не стеснялся и выражался определенно, метко, своеобразно, не стесняясь чьим-либо присутствием. Крепкое словцо было присуще его натуре, и это опять русская черта, но в словах не было озлобления. Это была потребность отвести душу и ругнуть иной раз сплеча, не изменяя своему добродушию. Иногда за столом и при свидетелях говорил он, не стесняясь, прямо набело, и когда уж очень становилось неловко от его слов, „она“ [Мария Федоровна] полушутя бывало обращалась ко мне и говорила: „Vite racontez moi quelque chose!“ [37] «Быстро мне переведите!» ( фр .) , или „Ce n’ai rien entendu, n’est ce pas nous n’avons rien entendu?“ [38] «Мы ничего не слышали, не правда ли, мы ничего не слышали?» ( фр .) А в сущности, нисколько этим не стеснялась и всегда сочувствовала ему. И это было особенно в ней привлекательно» [39] Мемуары графа С. Д. Шереметева. М., 2001. С. 465. .