Эмилио д'Алессандро - Стэнли Кубрик. С широко открытыми глазами

Я забрался в кабину. Там было два места на жестких металлических сиденьях. Пространство между сиденьями занимала панель с кучей рычагов и кнопок. Когда я завел двигатель, все начало громко трещать: кабина была сделана из железа, и не было никакой звукоизоляции. Звучало так, будто я завел пневматическую дрель.

Сначала я нашел задний ход, а затем первую скорость. «Юнимог» медленно тронулся. Стэнли услышал рев двигателя и позвонил Андросу во флигель.

– Кто за рулем «Юнимога»?

– Эмилио.

– А он знает о 16 скоростях? Как они работают?

– Если бы он не знал, он бы уже уничтожил половину дома.

– Тогда ладно. Отдай ему ключи. Пусть заводит двигатель раз в неделю.

Сидя в кабине едущего по Барнет-Лэйн грузовика, я чувствовал, что лечу. Нужно было дважды выжимать сцепление, чтобы избежать стирания передач. Два толчка рычага передач и одно нажатие педали сцепления. Можно было использовать только некоторые из шестнадцати передач: с четвертой на шестую, затем на девятую и так далее; три за раз. Самые низкие передачи были предназначены для того, чтобы «Юнимог» использовался без водителя: можно было заблокировать руль, включить первую или вторую скорость, и автомобиль поехал бы сам по себе. Это могло быть полезно, если вам, например, нужно было пересечь реку: «Юнимог» бы продолжал двигаться вперед, медленно и неустанно, как гигантская металлическая черепаха.

Внезапно я услышал резкий звук, и «Юнимог» начал бушевать. Коробку передач заклинило. Я остановился на обочине, позвонил Андросу и попросил его вызвать аварийный автомобиль. Когда я вернулся в Эбботс-Мид, Кубрик спросил меня, что случилось.

– Когда я не мог переключить скорость, то подумал, что сломался диск сцепления.

– Это серьезно? – спросил он меня немного обеспокоенно.

– Нет, просто нужно его заменить. Это довольно часто случается, когда автомобиль долгое время не используется.

Механик «Мерседеса» увез «Юнимог» и прислал отчет о ремонтных работах. Кубрик прочел, что металлические пружины, которые держали диск на месте, сломались; их сожрала ржавчина. «Как ты узнал об этом?» – спросил он, и я рассказал, что в прошлом я был механиком в Кассино. Моя работа заключалась в починке старых машин, у которых были подобные проблемы. «Ты можешь заняться техобслуживанием всех машин?» – спросил он и ушел в монтажную комнату, так и не дав мне время, чтобы ответить.

«Когда вы просите меня отвезти вас куда-нибудь, – спросил я у Кубрика однажды утром, пока мы ехали в Лондон, – вы хотите, чтобы я одевался официально, чтобы носил галстук?» Я не получил никаких инструкций по этому поводу, и все же было похоже, что в Эбботс-Мид существуют правила для всего. Я смотрел на Лесли в его элегантном темном костюме и белых перчатках и спрашивал себя, нарушал ли я какой-то неписаный закон.

«Святые небеса, нет! Одевайся, как хочешь!» – неожиданно взмолился он. Это была одна из первых приятных вещей, которые я слышал от Стэнли. Работая таксистом, мне приходилось носить куртку и галстук. Возможность неформально одеваться была облегчением. Когда я работал с ним, я носил белую рубашку и темные брюки. Я был одет хорошо, но неформально. Самое главное, что это была не форма. «Я вижу, что кто-то повлиял на ваш выбор одежды, – прокомментировала это его жена Кристиана. – Пожалуйста, продолжайте бриться, иначе совсем скоро я не смогу вас различать!»

Вначале Кристиана произвела впечатление простой и доброй женщины, которая ни капли не заинтересована в соблюдении формальностей. Тем вечером в машине я увидел, как она улыбается тем забавным вещам, которые говорил ее муж. В последующие дни она вела себя похожим образом. Независимо от того, встречались ли мы во внутреннем дворе или она просила меня отвезти ее в Лондон в белом «Мерседесе». Она носила очень удобную красочную одежду с карманами, набитыми кистями, тюбиками темперы и другими принадлежностями для живописи. Я думал, что это прекрасно отражало ее характер. В отличие от своего мужа, который всегда сидел сзади, чтобы иметь возможность раскладывать свои документы на сиденье, Кристиана всегда сидела рядом со мной. Она никогда не заставляла меня чувствовать себя водителем, даже в самом начале. Она сама себе открывала дверь, включала радио и начинала болтать.

Она призналась мне, что тоже была иностранкой в Англии: она и ее брат Ян родились в Германии и выросли там. Она жила в Германии, пока не встретила Стэнли в Мюнхене, когда он снимал фильм. Я в свою очередь рассказал ей о том, как я встретил свою жену на рождественском завтраке в доме друга. Жанет было семнадцать. У нее были короткие, аккуратно расчесанные волосы и остроумная улыбка, которая не совсем соответствовала привлекательной застенчивости в ее глазах. Я наблюдал за ней какое-то время, и когда она наконец посмотрела на меня, то дружелюбно улыбнулась: движение ее губ, казалось, отразилось на всем ее лице, прищурив глаза и придав цвет ее щекам. Когда мы добрались до десерта, я безнадежно влюбился. Через несколько дней я пригласил ее на прогулку в Кэнонс-Парк. После того как я, несмотря на мою нервозность и плохое владение английским языком, целый день пытался сказать что-то интересное, Жанет попросила меня отвезти ее домой на моей «Ламбретте». На каждом перекрестке она шептала мне в ухо, куда поворачивать, и все крепче и крепче обнимала меня за талию. Через год мы поженились.