Александр Токарев - Искусство правды

Изображается еврейский погром. Выходят на сцену два агрессивных «пьяных» русских мужика и злобная девка непонятной национальности, на голове которой повязана красная косынка. Обращаясь к собравшимся на свадьбе евреям, девка выдает:

– Мы, истинные патриоты России, говорим вам, дьявольскому племени: изыдите с нашей земли! Чаша народного гнева переполнена! Бойтесь, если она прольется на ваши головы!.. Тебе слово, народ православный!

Далее демонстрируется мини-погром: крики, визги, «Христа распяли»… После чего всё быстро успокаивается и опускается занавес.

В общем-то всё знакомо. Кто будет отрицать, что еврейские погромы были? Разве что можно поспорить о том, кто их организовывал. Тот же Кожинов в своих работах аргументированно доказывал, что погромы возникали чаще всего стихийно, а не по науськиванию «Союза русского народа», то есть той самой «Черной сотни». Но как сегодня любых крайних националистов-ксенофобов обобщающе называют фашистами, так и организаторы погромов в царской России непременно должны были иметь отношение к «черносотенцам». Однако и это тема совсем иной дискуссии.

А дьявол-то спрятался в деталях. Вернее, в той самой красной косынке, обвязанной вокруг головы девки-погромщицы. Следуя внутренней логике пьесы и устоявшимся стереотипным представлениям о событиях 1900-1917 гг., «вооружить» девку и мужиков нужно было не только топорами, но и православными крестами с хоругвями.

А вот красная косынка – это даже не ошибка, это какая-то провокация. Уж кого-кого, а евреев, притесняемых и гонимых царской властью, в среде революционеров было более чем достаточно. А красная косынка – это и есть рабочий революционный символ. Получается, что какая-то православная большевичка вдруг решила выместить гнев народный не на представителей царской власти, а на таких же притесняемых, униженных и оскорбленных, как и остальной народ. Но ни православных большевиков в те времена (в отличие от нынешних), ни подобных фактов краснокосыночного антисемитизма зафиксировано не было. На большевиков и вообще революционеров можно много грехов навешать, но вот антисемитизм ни в каком виде им свойственен не был.

Поражаешься порой, когда слышишь сегодня рассуждения какого-нибудь общественного деятеля обсуждаемой национальности, восхваляющего белое движение и проклинающего красных. Помилуй, батенька, так и хочется сказать такому, да для белых слова «большевик» и «еврей» (как правило, в более жестком словесном выражении) – это были равноценные понятия. И с теми, и с другими, по логике белых, надо было бороться беспощадно, до полного их искоренения на земле православной.

К слову сказать, один из героев-евреев встает на путь революционной борьбы, участвует в беспорядках, после чего сам сдается властям и отправляется на каторгу в Сибирь.

Может быть, режиссёр пошел по пути конспирологии и дал понять, что это, мол, большевики так изощрённо мутили народ, что даже руками православных мужиков разжигали ненависть между евреями и русскими, дабы посеять хаос и разжечь пожар революции? Тогда это действительно не ошибка (автора или режиссера), это провокация. И разжигается таким образом ненависть не только в прошлом, но и в настоящем. И не только национальная, но и социальная, классовая.

Странно это или нет, но подобными вопросами, порожденными элементарными историческими несоответствиями, уже практически никто и не задается. Ну погром и погром, ну были же погромы, а кто их устраивал – какая, мол, разница для художественного смысла пьесы? Есть ведь правда жизни, правда истории, а есть правда искусства. Вот искусством и наслаждайтесь, «дамы и господа»!

Может быть и так. А что, если представить пьесу, в которой действие происходит в концлагере (каком-то там), а надзиратели, ежедневно уводящие тех же евреев (или неевреев) в газовые камеры, были бы облачены в черные мундиры, но не с рунами «зиг» и свастиками, а с красными звездами на этих мундирах? А что, нас ведь давно учат, что коммунизм и фашизм – это два изуверских тоталитарных режима, не поделившие между собой Европу. И лагеря по обе стороны границы имелись. Авось, никто не заметит рогатого копытного, спрятавшегося в символических детальках.

Как-то не так давно одному либеральному (ну это особый случай, диагностический, но всё же) борцу за счастье народное хотел растолковать о многострадальном Павлике Морозове, убитом своими же родственниками, а в перестроечное время ставшего вдруг символом предательства.