Крис Стакманн - Anime World. От «Покемонов» до «Тетради смерти» - как менялся мир японской анимации

Я был ребенком 1980-х, и, как всем известно, субботние утренние мультфильмы были важной частью детской и подростковой культуры. Особенно моей. Мой аппетит к анимации был ненасытным. Я фанатично смотрел всё. Иногда я просил маму покупать определенные виды хлопьев только потому, что на коробке были изображены мои любимые кадры из фильмов.

И мне всё это нравилось.

Мультфильмы показывали мне мир, который находился вне моего жизненного опыта. Это был мир, полный невероятных персонажей и ярких, визуально динамичных образов, и он останется со мной до конца жизни. На протяжении многих лет я часто слышал, как критики-моралисты сетуют на влияние анимации на детей. Не знаю, не знаю… Самое большое влияние, которое оказала на меня анимация, заключалось в том, что благодаря ей я полюбил литературу, искусство и кино.

Одним из самых популярных мультфильмов моего детства был дублированный ремейк аниме «Астробой» режиссера Нобору Исигуро. Этот сериал стал главным «блюдом» в моем повседневном мультипликационном меню, наряду со «Сказками Зелёного Леса» («Yama Nezumi Rokki Chakku»), «Вольтроном» («Hyaku Juo Goraion») и «Роботехом», точнее, нарезкой из сериалов «Гиперпространственная крепость Макросс», «Гиперпространственная Кавалерия Южного Креста» и «Моспида – оружие выживания». Просмотр этих сериалов и стал моим первым знакомством с японской анимацией.

В детстве я не знал, что аниме было японским, но всегда понимал, что эти ленты отличаются от других мультиков. Дело было не только в стилистике показа или в наложении голосов, но и в самом содержании историй, в том, как их герои справляются с конфликтами, как относятся к любви и к смерти, и даже в самой структуре рассказываемых историй.

Для меня аниме всегда находилось на тонкой грани между смелостью и реализмом с одной стороны и экспериментами с «перехлестами» – с другой. Но иногда эта грань стиралась.

Таким аниме и был «Астробой»: здесь в одно мгновение зритель имел дело с глубокой драмой и сильным напряжением, а в следующую секунду попадал в череду приколов в стиле анимационного сериала «Безумные мелодии» («Looney Tunes»). Но эти переходы были сделаны настолько хорошо, что вместо ощущения контраста зритель испытывал сдвоенный удар по чувствам; шоу постоянно держало тебя в напряжении, заставляя гадать, что же будет дальше.

Оригинал «Астробоя» самого Осаму Тэдзуки я увидел гораздо позже. К тому времени я уже просмотрел все виды анимации, которые только мог достать – от гениальных произведений таких режиссеров, как братья Стивен и Тимоти Куай или Ян Шванкмайер, до блестящих работ, созданных американским мастером Доном Блутом и компанией «Pixar». Я уже высоко оценил стилистическое мастерство Хаяо Миядзаки и покойного Сатоси Кона. В силу этого я ожидал, что оригинальный «Астробой», несомненно, будет интересен с исторической точки зрения, но вряд ли приведет меня в восторг и вообще затронет мои чувства.

Я оказался неправ.

Во всяком случае, мой опыт и мой возраст позволили мне гораздо глубже оценить оригинальную версию «Астробоя».

Оглядываясь назад и рассматривая оригинальную анимацию Осаму Тэдзуки, я, конечно, уже знаю, насколько сильно она повлияла на искусство аниме, но в то же время меня по-прежнему поражает удивительная смелость и изобретательность «Астробоя». Поражают не только свободные мазки, которыми написана история, не только творчески поставленные бои гигантских роботов, которые падают на землю с неподражаемой грацией, – это всё мелочи. Поражает то, что каждый эпизод наполнен сложной миросозидательной и фундаментальной мировоззренческой тематикой, которые придают истории маленького мальчика-робота сильное чувство подлинности.

Для меня это стало откровением. Я смотрел сериал, который имел явно упрощенный, дружественный к ребенку интерфейс, но за ним крылась целая вселенная, полная сложных идей. Здесь задавались вопросы о морали, природе жизни, человечестве, о различиях между классами и культурами, о конфликте между нашим иррациональным страхом перед «другим» и стремлением к прекрасному светлому будущему.

Историю Астробоя часто сравнивают с историей Пиноккио. Сходство действительно есть, только вместо плотника, который делает для себя куклу маленького мальчика, в фильме действует блестящий ученый, который потерял своего ребенка, и теперь пытается воскресить его в теле металлического, но живого робота. Однако мне кажется, что сравнение с Пиноккио недостаточно точно описывает идеи, которые лежат в основе этого фильма. Прежде всего Астробой не пытается стать настоящим мальчиком, и вместе с тем он всегда был живым, живым с самого начала и до самого конца. Человечество должно прийти к осознанию этого факта, но людям трудно воспринять правду о нем и о других роботах.