Тарковского волновали сущностные проблемы человеческого бытия, ответственности человека перед миром, перед самим собой и, прежде всего, перед Богом. События внешнего мира отдалялись от его внутреннего взора. «Успехи строительства коммунизма», «руководящая роль Коммунистической партии» были вне его интереса. Естественно, такая позиция не укладывалась в «магистральный путь развития советского кинематографа». И хотя Тарковский не любил слово «поиск», в каждом своем фильме он отстаивал право на собственный путь. Каждым кадром, их протяженностью и медитативностью он открывал новые формы и средства выражения в кино, приглашал к серьезному размышлению о непреходящем. Это было последовательное и героическое противостояние развлекательному кино, очень важное для него и, по убеждению многих, для всего мирового кинематографа. Средоточием интересов Тарковского стали авторы, в творчестве которых ставились важнейшие экзистенциальные проблемы человеческого бытия. Уильям Шекспир, Томас Манн, Иван Бунин, Лев Толстой, его сложная, противоречивая судьба и особенно – произведения и жизнь Федора Михайловича Достоевского. Еще в 1970 году, в первой же записи в «Мартирологе», Тарковский говорит о своем желании делать фильм о Достоевском 14 14 Тарковский А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. М.: Междунар. ин-т им. Андрея Тарковского, 2008. С. 17.
. Это желание не покидало его всю жизнь.
В 1966 году, закончив «Андрея Рублева», Тарковский сказал: «Я хотел бы снять „Преступление и наказание“ и „Бесов“. А „Братьев Карамазовых“ я бы не стал трогать» 15 15 «Я стремлюсь к максимальной правдивости…» / Записано М. Чугуновой и Н. Целиковской [интервью, декабрь 1966 г.] // Путь к экрану. 1987. 11 дек. [= Киносценарии. 2001. № 5. С. 122–127].
. Со временем предпочтения режиссера изменились, «Бесы» отошли на периферию его интереса, а в центре внимания на многие годы оказался роман «Идиот». Иногда Андрей Арсеньевич говорил, что хотел бы снять фильм по роману «Подросток», и несколько раз собирался делать фильм о жизни Достоевского под условным названием «Голгофа».
Тарковский искал собственный киноязык, отличавший его от собратьев по профессии, искал новые образы и смыслы. То, что он делал раньше, во времена «Сталкера» его уже не удовлетворяло.
Исходная ситуация братьев Стругацких
Братья Стругацкие – одни из самых популярных писателей 1960–1980‐х годов. Они стали первыми отечественными фантастами мирового уровня. Их прозу отличают напряженный сюжет, активно действующие персонажи, хорошо прописанные, запоминающиеся характеры. Именно Стругацкие возвысили жанр, рассчитанный на подростков, до уровня высокой литературы. Они поднимали глубокие философские, социальные и нравственные вопросы, которые формулировали с редкой остротой и прозорливостью. Стругацкие видели контуры грядущего и подходили к его анализу со всей серьезностью, предупреждая об опасностях, быстро вызревавших в кажущемся стабильным и незыблемым советском обществе.
Их проза была поразительно современна, созвучна мировосприятию и мировоззрению тогдашней советской интеллигенции, особенно научно-технической. Да и гуманитарии зачитывали их книги до дыр. В течение более чем двадцати лет каждое их новое произведение с нетерпением ждали мыслящие читатели.
Слава пришла к Стругацким в начале 1960‐х годов, и до конца 1980‐х они пользовались огромной популярностью у интеллигентной части общества, студенчества и образованной молодежи. Я помню, какой бешеный спрос был в библиотеке Ростовского университета, где я учился, на повести «Трудно быть богом», «Хищные вещи века», «Второе нашествие марсиан», «Понедельник начинается в субботу» и особенно на запрещенные впоследствии повести Стругацких «Сказка о тройке» и «Улитка на склоне». Столь же востребованными их произведения были во всех высших учебных заведениях Советского Союза.
Книги Стругацких передавались из рук в руки. Часто их и книгами трудно было назвать: перепечатанные на машинке полуслепые копии, переснятые на сотни фотографий журнальные издания, которые носили в пухлых портфелях, в сумках и в только что появившихся полиэтиленовых пакетах, словно хлеб и сахар. Они воистину были духовной пищей. Их перепечатывали по собственной инициативе тысячи людей – мне известен случай, когда человек, не умевший печатать, в течение двух недель одним пальцем день и ночь долбил «Сказку о тройке» на расхлябанной машинке, которую он специально для этого починил.
Читать дальше