Александр Пальчун - Веселые киносценарии

АНДРЕЙ

Я и сам смогу приходить.

ДАНИИЛ

(Анне)

Видишь, его так и тянет на место преступления!

(Андрею)

Приходи, кто тебе запрещает. Но сначала обзаведись бородой и приличной шевелюрой.

АНДРЕЙ

Без проблем. У меня для натуры много чего припасено. Через минуту не узнаете.

Андрей убегает в дверь мастерской.

АННА

Ну и дела!

ДАНИИЛ

И не придумаешь такое. Ему надо помочь, иначе и в самом деле загремит за решетку.

АННА

Конечно поможем.

ДАНИИЛ

Будем помогать вдвоем… вместе… хотя он вряд ли оценить нашу помощь.

АННА

Тогда, как истинные благодетели, сохраним нашу помощь в тайне.

ДАНИИЛ

Так даже благородней.

Даниил целует Анну. Звонит телефон, стоящий на комоде. Даниил и Анна отпрыгивают друг от друга. Анна поднимает трубку.

АННА

(в трубку)

Алло… Спасибо Владислав… очень тронута… Никто не ожидал. Приедете? Уже едете?.. Да-да, конечно… будет удобно.

Кладет трубку.

АННА (ПРОД.)

(Даниилу)

Это Владислав Эйлер – владелец арт-галереи.

ДАНИИЛ

Теперь посмотрим, как он выбросит работы только что погибшего художника! Сама справишься?

АННА

В каком смысле?

ДАНИИЛ

С ролью вдовы.

АННА

Постараюсь. В мире тысячи вдов… достойно несущих свой крест.

ДАНИИЛ

Тогда я побежал. И гони Андрея ко мне.

АННА

Бориса Канаева?

ДАНИИЛ

Тьфу ты! Конечно Бориса. Не хватало еще, чтобы ко мне явился покойник. До скорого.

Даниил целует Анну, убегает.

АННА

Андрюша, что ты натворил! Устроил нам веселую жизнь!

ИНТ. МАСТЕРСКАЯ АНДРЕЯ – ДЕНЬ

Светлая захламленная студия с полками, стеллажами, шкафами и холстами, приставленными к стенам. На полу обрывки бумаг. Андрей забирается на стул, на верхней полке находит два парика и бороду, отряхивает их от пыли. Примеряет находки у зеркала. Рыжий парик забраковывает, останавливается на черном. Затем надевает бороду, гримасничает в поисках образа. Наконец, остается доволен новой внешностью.

АНДРЕЙ

Неплохо… неплохо. Вылитый Канаев.

ИНТ. ГОСТИНАЯ КВАРТИРЫ АНДРЕЯ – ДЕНЬ

ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ ПОСЛЕ УХОДА ДАНИИЛА

Неслышно входит преображенный Андрей. Он в лохматом парике и с черной накладной бородой. Анна, поворачивается к Андрею, вскрикивает от неожиданности.

АННА

Ой!

АНДРЕЙ

Аня, ты меня не узнала?

АННА

Андрей… это ты?

АНДРЕЙ

Конечно я. Но теперь я немного и Борис Канаев.

АННА

Очень даже много! Ты меня испугал и стал совершенно другим.

АНДРЕЙ

Я и сам ощутил. Увидел в зеркале – едва не упал.

АННА

Осторожно. Не хватало еще раз убить Бориса Канаева. Хотя он тебе ничего плохого не сделал.

АНДРЕЙ

А твоя фотография в его пиджаке?

АННА

Это чья-то злая шутка. Кто мог такое подстроить?

АНДРЕЙ

Только Эйлер. Я, вероятно, надоел ему своими картинами.

АННА

Ты плохо думаешь о людях. Эйлер только что позвонил, выразил мне соболезнование. И сейчас приедет сделать это лично.

АНДРЕЙ

Эйлер?! Приедет сюда?

АННА

Да.

АНДРЕЙ

Не хочу видеть эту мерзкую рожу!

АННА

Так не смотри. Но, кажется, он уже приехал.

ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА У КВАРТИРЫ АНДРЕЯ – ДЕНЬ

У дверей стоит владелец арт-галереи Владислав ЭЙЛЕР (45). Он необыкновенно весел, излучает счастье, от радости потирает ладони, затем усилием воли делает скорбное лицо, нажимает на кнопку звонка.

ИНТ. ГОСТИНАЯ КВАРТИРЫ АНДРЕЯ – ДЕНЬ

Слышится звонок. Андрей мечется, не зная, что делать.

АННА

Тебе лучше уйти.

Андрей убегает в мастерскую. Анна открывает дверь. Входит Эйлер, снимает шляпу.

ЭЙЛЕР

Анна Владимировна, еще раз мои соболезнования. Ожидал чего угодно, но только не этого.

АННА

(притворно)

Никто не ожидал.

ЭЙЛЕР

Горе-то какое!.. Как все невовремя, как несправедливо! Погиб самобытный талант… на самом подъеме. Мир столько потерял с его уходом.

АННА

Мы все его потеряли.

ЭЙЛЕР

Но остались его шедевры. Он как предчувствовал, работал изо дня в день!

АННА

Сутками не выходил из мастерской.

ЭЙЛЕР

Великий был труженик – ему не в чем себя упрекнуть. Писал душой, а не маслом. И я с чистой совестью могу сказать, что причастен к становлению его таланта.

АННА

(удивленно)

Вы?

ЭЙЛЕР

А кто же? Ни одна другая галерея так широко не распахивала перед ним свои двери. Да что там широко… вообще никак не распахивали. А я его взращивал… по-отечески. Иногда, конечно, немного журил… держал в тонусе, подстегивал. Вот он и рос на наших глазах. Беда-то какая!..