Никита Елисеев - Против правил (сборник)

Такое объяснение годится, подходит, но кажется, что у происшедшего был второй план. Кажется, что перед нами не просто история на тему – «свой своя не познаша».

Вальтер Беньямин пересказывает главную идею своей статьи любимой женщине: «Такой человек, как Гете, целиком состоящий из компромиссов, тем не менее смог создать выдающиеся произведения <���…> для пролетарского писателя подобное совершенно немыслимо. Но классовая борьба буржуазии принципиально отличалась от классовой борьбы пролетариата. “Измену”, “компромисс” в этих двух движениях невозможно схематически приравнять друг к другу» («Московский дневник». С. 120).

Что такое политический путь Карла Радека, начиная с «челночных поездок» от Парвуса к Ленину, от Ленина к Парвусу и кончая переходом – «перебегом» – от Троцкого к Сталину?

Сотрудничество Радека – революционера и антимилитариста – с германским генштабом – в прошлом. Измена «апостолу мировой революции» ради «серой кляксы», «самой выдающейся посредственности партии» – в будущем. Посредине, в настоящем – статья, писанная на родном, немецком, статья, в которой некто – очень ученый и очень левый – доказывает, что «измена» и «компромисс» не свойственны, не соприродны классовой борьбе пролетариата…

«Это кто ж такой умный – ученый – классовый? Это кто же такой марксист, такой знаток особенностей классовой борьбы пролетариата и буржуазии?.. Ах, из Германии! Ах, профессор! Теоретик искусств… Ну ты гляди… Из Германии туманной привез учености плоды, дух пылкий и довольно странный… Мне он будет рассказывать про “измену” и про “компромис”!»

Здесь «свой своя познаша»! Познаша – и еще как!

Беньямин ударил по больному, напомнил о том, что стараешься забыть; заставил задуматься над тме, над чем стараешься не думать…

Пройдет немного лет, и в ответ на упрек Сталина в криптотроцкизме Радек ответит полушутливо-полупечально: «Плечи, с которых сорваны погоны, болят всегда». Вероятно, впервые эти плечи заболели тогда, когда Радек прочел и понял рукопись статьи Беньямина о Гете.

(Заметки)

Суворин и карьера. Он родился в 1834 году. Умер в 1912-м. Он записал рассказ Достоевского о том, что Алеша Карамазов станет революционером, террористом и погибнет на эшафоте. Он стал журналистом № 1 пореформенной России. Можно сказать, он вообще был первым европейским журналистом в России. В год его смерти о нем вышло несметное количество статей. Одну из этих статей написал будущий диктатор революционной России Николай Ленин. Статья повторяла все штампы леворадикальных обличений Суворина и отличалась от них только одним – названием.

Ленин на редкость удачно назвал свою статью о Суворине: «Карьера». Просто и ясно. Этим было выделено то главное, что было в Суворине. Каждый, кто писал о нем – и тот, кто ругмя ругал его, и тот, кто не мог скрыть своего восхищения перед его оборотистостью, талантом, силой, – каждый обращал внимание прежде всего на его карьеру. В этом было главное для Суворина. В этом была его буржуазность. Его, если можно так выразиться, «пуританская этика и дух капитализма». В этом был пафос жизни Суворина – в карьере.

В этой карьере было что-то… американское, именно что – американское. Может, потому так трудно описать и понять Суворина, что он сам собой помещается в иной контекст. «Американца» загоняют в русские рамки понимания, в русские условия бытия. Бедняк, до 14 лет не знавший никакой книги, кроме Евангелия, в 14 лет впервые прочитавший Пушкина, в 15 лет впервые попавший в театр. Нищий радикальный журналист, которому для поездки за гонораром из Москвы в Питер более достаточный приятель одалживает пальто и деньги на билет – и миллионер, издатель самой читаемой газеты, владелец модного театра, колумнист, близкий к «правительственным сферам». Таких метаморфоз Овидий не выдумает, а капитализующаяся действительность создает и не такие.

Он родился в избе, где в одном помещении спали мать, отец, пятеро сестер и братьев. Спустя десятилетия ему принадлежал огромный дом в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова) в Петербурге. В своем романе «Всякие» он изобразил самого себя под фамилией Ильменев. [Роман «Всякие» запрещен судебным порядком и предан сожжению, в частности, за то, что в этом романе Суворин осмелился описать гражданскую казнь Чернышевского (в романе – Самарского). Описание этого события Сувориным сделалось хрестоматийным, по крайней мере, Набоков в «Даре» опирался на этот текст. Роман, написанный в 1866 году, опубликован только в 1909.] Поначалу, покуда только завязывается романная интрига, Ильменев (нищий радикал в крылатке) зовется романтически – незнакомец. Такой псевдоним и взял себе Алексей Суворин, принимаясь работать фельетонистом в «Санкт-Петербургских ведомостях» Валентина Корша. Под этим же псевдонимом он печатал свои первые колонки в «Новом времени». Незнакомец – это то имя, за которым закрепился образ либерального Суворина, Суворина времен его радикальной юности, которой он изменил ради карьеры.