Никита Елисеев - Против правил (сборник)

«Об угнетенном народе»? Каком это?

Во времена «Миргорода» Гоголь писал своему другу Максимовичу: «Бросьте в самом деле эту кацапию, да поезжайте в гетманщину… Туда, туда, в Киев!.. Он наш, он не их, не правда ли?»

Так, такими словами Гоголь никогда больше не выскажется, во всяком случае, не выпишется на бумаге…

Страница закрыта. «Вий» и «Тарас Бульба» – последние малороссийские повести. Повести об ушедшем в землю, погибшем мире.

Хому Брута обморочила панночка.

Мысль о «гетманщине» вместо «кацапии» – морок, мечта.

Так, по всей видимости, думает Гоголь. Так он чувствует.

Во всяком случае – это прочитывается в симметричном расположении друг против друга последних украинских повестей Гоголя.

Но если «Вий» – описание морока, наваждения, описание смерти, прикинувшейся жизнью, царства гномов, прикинувшегося малороссийским хутором у подножия горы, то «Тарас Бульба» – описание живого, действенного, реального мира, Атлантиды перед гибелью.

В этом смысле нельзя ли рассматривать «Тараса Бульбу» в качестве некой утопии? Утопии, опрокинутой в прошлое… Золотого века не в унылой «кацапии», где сечет и сечет дождик, и скучно жить на этом свете, господа, и хоть три года скачи, ни до какой границы не доскачешь, а в многокрасочной солнечной «гетманщине», где опасно, страшно, весело жить, но уж никак не скучно, и где границы – вот они, рядом, на то и Украина – окраинная, рубежная земля…

Да… утопия. Пожалуй что утопия.

И вот вам характерные черты утопии.

Коллективизм, неистовый, оголтелый.

Помните, я писал об индивидуализме рыцарей и роистости, массовидности лыцарей? Это ведь связано с отвержением-пренебрежением любви, индивидуальной страсти. Какая ж любовь, если все скопом, если – рой, стая?.. Здесь – не любовь, а свальный грех…

В школе у меня был приятель… ну, можно сказать… троцкист. Он умудрился, исхитрился прочесть «Русскую историю в самом сжатом очерке» М. Н. Покровского и очень этим учебником 20-х годов вдохновился.

У него была своя довольно оригинальная, я бы сказал, вульгарно-социологическая концепция «Тараса Бульбы».

Андрий (уверял он) – пролетарий, ландскнехт, младший сын Тараса. Гоголь кривит душой, когда пишет, что Андрию не видать «отцовских хуторов» после того, как тот перешел на сторону поляков. После смерти Тараса все его богатство и так перешло бы к Остапу, к старшему сыну, а Андрий остался бы на бобах – с вострой сабелькой, со смазливым лицом и знанием (нетвердым) «Горацыя»…

Взрывной материал (растолковывал мне мой приятель): Андрий – самый что ни на есть пролетарий, которому нечего терять.

Дело происходило у моего приятеля дома. Он достал с полки том протоколов VIII съезда РКП(б) и зачел вслух из речи Ленина: «Для нас, коммунистов, патриотизм есть вопрос третьестепенный…»

Андрий (продолжал он) в полном соответствии с Марксовой доктриной и едва ли не теми же словами, что и в «Манифесте коммунистической партии», заявляет о своем отношении к «патриотизму». И приятель зачел соответствующее место из гоголевской повести: «…что мне отец, товарищи и отчизна?.. Нет у меня никого!.. Кто сказал, что моя отчизна Украина? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего…» Сравни (говорил мой приятель) с «Манифестом…»: «Пролетарии не имеют отечества – приобретут же они весь мир».

В самом деле, чем не Телемское аббатство на островах посреди Днепра? Один лозунг: «Делай что хочешь!».

«Сечь не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время… изучением какой-нибудь военной дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе…»

Свобода! Полная, нестесненная, нестеснимая. Денег – не надо, «потому что как только у запорожцев не ставало денег, то удалые разбивали… лавочки и брали всегда даром…» Собственности – никакой: «Никто ничем не заводился и не держал у себя; все было на руках у куренного атамана, который за это обыкновенно носил название батьки. У него были на руках деньги, платья, вся харчь, саламата, каша и даже топливо…»

Ну? Чем не телемцы? Чем не утопийцы в черных, червоноверхих папахах?

Поразительно, что совпадает «боковой», побочный признак «Утопии», утопий – пространственная деталь.

Утопия – всегда «остров», всегда четко очерченное, отграниченное от всего остального мира пространство, автаркическое, самодостаточное, замкнутое… Если не остров, то на худой конец – город, но город в островном, утесном существовании.