Александр Иванов - Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью

– Мой юный друг…

– Вы меня спутали, вероятно, Юрий Карлович… Мы же буквально два дня назад у Льва Вениаминовича впервые…

– Что вы, что вы! Что вы… Давайте… Давайте умирать… Дружочек, правда, давайте… Только, давайте красиво умирать…

Через несколько лет я рассказал эти несколько слов Олеши Далю. Даленок слушал просто в десять ушей… Потом сказал:

– Ва-лю-ю-ха… Олеша…

С ужасом теперь я думаю о том, что годы спустя это могло как-то опосредованно сработать в смысле трагического финала Олега…

…Буквально ничего не могу сказать о последних сценариях Олега, в частности о «Кольце». Хотя мы втроем в определенное время были очень близки: и Володя Паулус – актер нашего театра, который был там с самого основания, и Олег, и я. Действительно, Даленок мне говорил о «Кольце», но я в это дело не стал окунаться. Просто знал о факте, поэтому мне все-таки легче в связи с этим говорить о том, как этот факт выглядел на фоне монинского периода…

Какие-то двое инженеров, владевшие этим строением в Монине, сдали его Олегу и Лизе на неопределенное время. Это был январь 1981 года. Дом был построен по какому-то совершенно западному образцу – настоящий американский коттедж. С автономным отоплением, чуть ли не с автономным водопроводом…

Помню, когда я туда однажды приехал (это был февраль), Алька водил меня по дому и говорил:

– Смотри, как здесь все независимо… Как здесь все независимо… Нет, ты видишь: как здесь все независимо… в этом доме? Здорово, а?

– Да.

«Независимо» – это я уже потом проворачивал. Казалось бы, такая бытовая штука, но подчеркнутая несколько раз. Он замечательно себя там ощущал!

Провожая меня до калитки, Даль спросил:

– Значит, ты помнишь, как мы договорились?..

То есть временн о все было абсолютно нарушено. Возникала некая неизвестность, когда мне надо в городе сидеть и ждать, когда «Лизка тебе позвонит»… Грубо говоря, возникала жизнь от договоренности до договоренности.

Помню, как он несколько раз сказал мне – это был лейтмотив нашего разговора:

– Я не хочу… не хочу ехать в город… Меня ничто уже не связывает с городом…

При этом он ни единым словом не обмолвился, что в нем были уже какие-то кардинальные решения по поводу Малого театра. Его тяготил этот факт – возвращение в alma-mater, но, как выяснилось, он очень условно туда вернулся. Грубо говоря, чтобы иметь элементарные средства – стабильный оклад. Пройдя через «Современник» и другие дела, через Эфроса, едва ли он мог в Малом рассчитывать на какие-то «освежения» души, конечно. Как всегда, ему много «обещали». Он репетировал Ежова в «Фоме Гордееве» Горького. Очень символично и, по-моему, без особых надежд…

Побег из МХАТа в свое время… Он там начинал репетировать Пушкина, но тоже совсем чуть-чуть. Два сезона в Ленкоме в Ленинграде… Все это были «хватания».

Помню, как было принято аналогичное решение по поводу Бронной. Точнее, мы ехали вместе в машине, и я еще переспросил:

– Алька, как?.. Неужели ты сыграл свой последний спектакль?

– Да, – сказал он, как всегда, легко, по-моцартовски.

– Почему?.. А почему ты так решил?

– Ну, я тебе не буду повторять… Ты же знаешь, что я пришел на Бронную с одним условием, которое Эфрос обещал неукоснительно выполнять: он меня взял абсолютно в чистом виде «на договор». То есть на эту и эту роль. Или на какую-то следующую, которая возникнет специально для меня…

Когда мы вышли из машины, он сказал мне и «самое главное»:

– Я не могу… Чувствую, что тут я уже в неволе, а главный режиссер – все-таки Дунаев… Начинают меня потихоньку «заполаскивать»… как белье…

Понимаю так, что у него не то чтобы была обида на Эфроса, но Олег понимал, что единственный человек, кто мог бы хоть как-то его защитить, – это Анатолий Васильевич. То ли Анатолий Васильевич сам себя ощущал как бы «не главным»… Хотя это был, конечно, его театр. МДТ считался эфросовским, и весь народ, все зрители ходили на «эфросовские спектакли».

Во всяком случае, у Даля это был последний спектакль там. Играл он его наотмашь! Это был «Месяц в деревне».

В последние месяцы я приходил к Олегу, и он мне все время говорил:

– Ну, давай соберем… Давай соберем… трех-четырех «наших». Давай возьмем Владюню Заманского… Вот: Владюня, ты, я. Давай сделаем что-то абсолютно свое.

– Алька, ты обалдел! Понимаешь, что говоришь?! Ты ж предлагаешь западную систему, но у них для этого есть менеджер, который может поверить в общность всего нескольких человек. А мы же все равно должны идти «по какой-то линии». От кого будем работать-то: от Росконцерта или от Филармонии?..