Андрей Плахов - Режиссеры настоящего. Том 2.

Финал допускает как минимум три толкования. Первое: пока родители изживают застарелые конфликты прошлого, дети уже нашли общий язык и ощущают себя частью интегрированного общества. Второе: дети, сговорившись, и организовали видеокассетный террор. Третье: это просто ложный код, а истины мы никогда не узнаем.

Мы говорили с Михаэлем Ханеке в Канне на премьере «Времени волков». Даже после «Занятных игр» и «Пианистки» этот фильм поразил своей мрачностью. Сам же режиссер, с аккуратной бородой и в очках, не похож на мистика и пророка. Он не сгущает мрак, а вырубает свет.

– Вас вдохновили на этот сюжет какие-то конкретные события? Или это фантастическая антиутопия?

– Ну уж не в том смысле, в каком делают свои футуристические страшилки американцы.

– «Забавные игры» критики называли европейским ответом Тарантино…

– Назовите, если хотите, «Время волков» ответом Ридли Скотту.

– Кажется, фильм был задуман давно?

– Задолго до «Пианистки». Но только сейчас удалось собрать деньги на этот проект.

– Вы намеренно не объясняете, что, собственно, за катастрофа случилась?

– Чем дальше, тем очевиднее было, что объяснять ничего не надо, а после одиннадцатого сентября это просто уже стало реалистическое кино. Поезжайте в Латинскую Америку – и вы найдете там районы, где одичавшие люди живут под полицейской протекцией.

– Ваш фильм – обвинение человечеству?

– Не человечеству, а обществу и системе. Дело не в том, что вырубается свет, а в том, что первым же действием в темноте становится убийство.

В этом разговоре приняла участие исполнительница главной роли в фильмах «Пианистка» и «Время волков» Изабель Юппер.

– В отличие от «Пианистки», во «Времени волков» у вас не очень большая по объему роль…

– Ханеке сегодня – главный режиссер в Европе. Когда он пригласил меня, я не спрашивала, какого размера будет роль, и согласилась не раздумывая. Ведь это история выживания: надо пить, есть любой ценой. В этом суть фильма: больше нет индивидуальностей, а значит, главных ролей, все утоплены в кровавой массе.

– Вы разделяете этот мрачный взгляд режиссера?

– Не обязательно разделять его на сто процентов, но я преклоняюсь перед талантом Ханеке, который умеет показывать ситуацию как она есть, без всяких компромиссов. Сама я люблю игру света и мрака, одно не бывает без другого, но здесь исключение: публика окунается в настоящую тьму. И это не фантазия режиссера – просто другой вид реализма. Ханеке создает напряжение из ничего: он режиссер, который находится где-то между Брессоном и Хичкоком.

– И как вам удалось во время съемок проникнуться этим ощущением? Режиссер не заставлял вас голодать и сидеть без света?

– В течение двух месяцев мы были отделены от цивилизации. Правда, у нас все же был ужин, но изоляция действовала довольно угнетающе.

– Особенно после фильма «8 женщин», где вы жили в коллективе знаменитых актрис, кажется, не всегда дружных?

– У нас друг с другом не было проблем.

– Значит, все вы приятельницы, подруги?

– Подруги? Нет. Мы просто цивилизованные люди.

– А если бы вы – они – оказались в ситуации фильма Ханеке?

– Послушайте, оттого что я снялась во «Времени волков», я не стала большей пессимисткой, чем была. Это скорее теоретический пессимизм, философский. Все равно мы все привилегированные люди, занимаемся интересным, творческим делом. Иногда мы немного стыдимся своего благополучия, но не бежим помогать бедным и несчастным и веревку тоже не мылим.

Цай Минлян заставил заговорить о себе в 1992 году, когда дебютировал фильмом «Повстанцы неонового бога». Агрессивность и растерянность молодежи, выросшей в лишенном идеалов и духовных перспектив обществе потребления – так на социологическом жаргоне можно определить сюжет картины. Но было в ней и нечто другое, метафизическое, что, собственно, и заставило говорить об авторе как о небанальном и многообещающем режиссере.