Андрей Плахов - Режиссеры настоящего. Том 2.

Тему дыма Джим Джармуш отработал еще в «Мертвеце» (1995). Именно там была проведена параллель между кислотной культурой Ист-Сайда и традициями бладов и блэкфутов – индейских племен, некогда заселявших Великие Равнины и истребленных промышленной цивилизацией. Обе культуры легко находят общий язык на почве smoke — культа курения и сопутствующих галлюцинаций. Вот почему, отправляя в последний путь героя этого фильма Уильяма Блейка, режиссер снабжает его табаком. А появляясь в картине Уэйна Вонга «Дым» в роли самого себя, Джармуш говорит: «Сигареты напоминают о смерти».

Ясное дело, существуют кокаин, героин и много других приятных веществ, напоминающих о ней куда больше. Но Джармуш – не экстремал, а философ-минималист, в мире которого стремление к смерти уравновешено тихой радостью, получаемой от жизни. В сегодняшнем Нью-Йорке нет большей радости, чем в компании друзей затянуться почти запретным никотином и приложиться к чашечке кофе – разумеется, с кофеином. Между прочим, это культовый напиток в Венгрии, на родине предков Джармуша.

Он, как и выступающий в нью-йоркских джаз-клубах Вуди Аллен, считается воплощением духа города, своеобразным genius loci. Но, в противоположность Аллену, Джармуш видит Нью-Йорк глазами маргинала-иммигранта. Родился он в Огайо, а в жилах его течет с десяток кровей, включая французскую и венгерскую. И на «планете Джармуша» наблюдается невероятная концентрация меньшинств. Экзотический, в иероглифах и желто-красных вывесках «Чайна-таун» соседствует с «маленькой Италией», где пахнет пиццей, а на висящих в витринах майках написано «Итальянские парни – самые клевые». Перейдешь улицу – начинается венгерский квартал, а рядом с ним украинский, где в ресторанах дают борщ и галушки. В двух шагах от богемного, напоминающего парижский Латинский квартал пятачка Сент-Маркс-плейс – небезопасный «алфавитный город» с мрачными домами, заселенными «латиносами», улицы там тупо обозначены «А, В, С…».

Джармуш, кстати, не так уж часто делал кино на своей «планете». Только его первый фильм «Вечные каникулы» (1980) целиком снят в Нью-Йорке и может рассматриваться как лирический дневник 27-летнего режиссера, который объясняется в любви к небезопасным дворам и эксцентричным обитателям ставшего родным города. Неудивительно: здесь Джармуш учился в университете. «Вечными каникулами» он защитил диплом.

В финале герой картины садится на корабль и покидает Нью-Йорк, чья ностальгическая панорама застывает в вендерсовско-антониониевской заторможенной перспективе. Тоже немудрено: Джармуш стажировался в Парижской синематеке, проработал ассистентом у Вендерса и его американского кумира Николаса Рэя. Вендерс в это время снимал «Положение вещей», у него остался неиспользованный запас пленки, который был передан Джармушу: на этой пленке снят короткометражный этюд «Новый свет», впоследствии расширенный до полнометражной картины.

Именно эта картина – «Страннее рая» (1984) – принесла Джармушу европейскую славу, «Золотую камеру» в Канне и «Золотого леопарда» в Локарно. Действие грустной современной сказки начинается в Нижнем Манхэттене, но вскоре выруливает на большую дорогу и превращается в совершенно нетрадиционный road movie. «Вне закона» (1986) и «Таинственный поезд» (1989) вообще разворачиваются на мифологическом Юге Соединенных Штатов. Тем не менее есть все основания говорить об отличительно нью-йоркском характере и почерке режиссера. Он проявляется в настойчиво культивируемом взгляде горожанина-иммигранта, в пристрастии к урбанистическим пейзажам, в поэзии случайных уличных встреч, в том вкусе, который питает Джармуш к чудесам и тайнам большого города.

Со временем выясняется, что этим городом не обязательно должен быть Нью-Йорк. Финал «Вечных каникул», где на место покидающего город героя прибывает мечтательный провинциал из Франции, оказался пророческим. Успех фильмов Джармуша в Европе заставил самого режиссера все чаще удаляться от Нью-Йорка, обзаводясь контактами и привязанностями в других городах. К моменту, когда возник замысел фильма «Ночь на Земле» (1991), Джармуш уже был своего рода гуру для целой плеяды кинематографистов обоих полушарий.

Эта картина, состоящая из пяти новелл, может произвести на зрителя впечатление некоторого космизма. В начале мы видим, как вращается земной шар, а связками между новеллами служит крупный план часов, которые синхронизируют время по часовым поясам. Когда в Лос-Анджелесе семь вечера, в Нью-Йорке уже отбивает десять, ночной Париж и Рим догуливают свое в четыре утра, а в Хельсинки тем временем пять и пора начинать новый трудный день. Географически рассредоточенное единство времени дополняется столь же модернизированным единством места: этим «местом» оказывается в каждом городе вечернее или ночное такси.