Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь - 19 социологических очерков

Иными словами, перед нами фильм-предупреждение: негоже пренебрегать элементарными социологическими истинами.

Вдобавок к подслеповатости Власть еще и глуховата (что поделаешь, возраст). Хотя и слушать ей особенно нечего. Если гражданский протест образованной части населения – все же нечто оформленное (хотя бы отчасти) и выраженное словами, произносимыми вслух, то низы, как правило, бессловесны. Главная героиня фильма почти ничего не говорит, она молчаливо исполняет положенные обязанности. Даже свою самую важную и личную просьбу она излагает мужу в письме (муж важно обещает ответить через неделю).

Лишь изредка женщина пытается заговорить, высказаться, вступить в серьезную коммуникацию. Но попытки не поддерживаются, повисают в воздухе. Скрытые конфликты не получают выхода. Это создает видимость если и не гармонии, то, по крайней мере, спокойствия, которое может тянуться долгие годы, пока не возникнет критическая ситуация, затрагивающая какие-то субстантивные основы – вопросы жизни, здоровья, судьбы или нечто, что кажется субстантивным, – например, внуку грозит поход в армию вместо института, хотя не исключено, что для этого неприкаянного подростка армия могла бы оказаться благом и уберечь его от еще менее приятных сценариев.

Когда заведенный порядок начинает давать сбои, обостряется проблема своих и чужих. Непутевый взрослый сын Елены (Алексей Розин) просиживает зад перед телевизором с пивом и орешками, без нормальной работы и без денег. Он собирается заводить третьего ребенка и требует помощи от пожилой матери. Из дочери Владимира (Елена Лядова) вышла откровенная «гедонистка», по выражению собственного отца. Если в чем-то она и преуспевает, так это в демагогических рассуждениях, изящном цинизме и менее изящных упреках отцу: «Деньги, только деньги всегда были для тебя смыслом». Но в итоге «свои» всегда оказываются ближе, какими бы никчемными они ни были.

В критической ситуации обостряется потребность договариваться и совместными усилиями из нее выбираться. Но здесь с обеих сторон проявляется решительная неспособность преодолевать барьеры, устанавливать нормальную коммуникацию. И верхи, и низы не готовы к компромиссам (вероятно, сказывается нехватка самой культуры компромисса).

Власть не говорит, а, скорее, вещает, не предполагая никаких возражений. А где не допускаются возражения, там не возникает и нормального человеческого общения. Низы, соответственно, молчат. И действительно, в фильме, за парой коротких исключений, между супружеской парой содержательной коммуникации практически нет.

Компромисс может быть достигнут не только через слово, но и через умиротворяющие действия. Но такие действия тоже не совершаются. Власть не идет навстречу запросам снизу и, более того, упирает на голый принцип, хотя откупиться от низов было бы дешевле во всех смыслах. Но мешает уверенность в своей правоте, и один из базовых императивов, на которых покоится эта Власть, – додавливать всякие решения до конца, не допуская никаких возражений. Власть задает рамку такого взаимодействия, а низы ее экранируют.

Хорошим каналом коммуникации для супругов могли бы, в принципе, стать сексуальные отношения, хотя они уже далеко не юные. И секс в их семейном распорядке вроде бы есть, но единения при этом тоже не возникает. Власть говорит: «Пойдем». И все тут.

Женщина как выходец из социальных низов тоже не совершает почти никаких действий, подталкивающих к компромиссу. Кроме отсутствующих (или скрываемых) слов, у слабых, как известно, есть много хитрых средств постоять за себя – мелкий саботаж, итальянские забастовки, мнимое непонимание и забывчивость, разыгрывание дурачка. Добавим к этому непременные и весьма богатые наборы женских уловок в виде «пилежа», «выедания мозга», нежных и настойчивых уговоров, горячих споров, криков «Я ухожу» и прочих скандалов – всех тех форм коммуникации, которые способны превратить нормальную жизнь в кромешный ад. В нашей картине все это почти не используется.

И в какой-то момент разражается бунт. Оказывается, «в тихом омуте» водились не одни только светлые помыслы. Наконец, молчащая героиня возвышает голос: «Какое вы имеете право думать, что вы особенный? Почему? Только потому, что у вас больше денег и больше вещей? Все же может измениться… И последние станут первыми…». Библию она, разумеется, никогда не читала. Но вот то, что «последние станут первыми», усвоить сумела. Как и сообразить, что для этого нужно всего лишь «отнять и поделить».