Валерия Бурневская - Блондинка неудачного цвета!

– Простите! – Уже тише продолжал Вадим Сергеевич.– Завтра вы должны

срочно сдать анализы и подойти во вторник ко мне на приём. Первый

триместр беременности – самый опасный, тем более в вашем случае! Надо

исключить всякую угрозу! А для этого надо регулярно посещать нашу

клинику!

– Извините, меня, Вадим Сергеевич! Я обязательно подойду….

– Сегодня же позвоните в регистратуру и запишитесь на приём. До

свидания, Анастасия Николаевна!

– До свидания, Вадим Сергеевич! – Настя ещё некоторое время сидела с

трубкой в руках.

«Как это понимать? Что это: простая забота о своёй пациентке или….?

Господи! Ну, почему, я всегда всё пропускаю через сердце? Или из-за

беременности у меня чувства обострились? Угораздило же меня влюбиться в

этого доктора! Мало мне было Олега?!»

Настя пыталась успокоиться: ей нельзя волноваться! Она постарается

забыть о своих чувствах и будет наслаждаться каждым мгновением своей

беременности! А мужики…. Ну их! К лешему! Подождут!

Пока Настя в компании подруги наслаждалась своим женским счастьем,

врач-репродуктолог, кандидат медицинских наук Вадим Сергеевич Матвеев в

сотый раз говорил себе, что пора выключать компьютер и ехать домой.

Статья была почти закончена, но он продолжал шлифовать текст. А может,

дело было вовсе не статье, а в его нежелании идти домой?!

Дом…. А был ли у него дом? Ему давно казалось, что его домом стала

клиника.

Дом – это где тебя любят и ждут. А его, если и ждали дома, то только для

того, чтобы закатить очередной скандал.

Когда-то его жена встречала его с улыбкой и вкусным ужином.

Но это было так давно, словно и не с ним….

Они познакомились на отдыхе, вовремя морской прогулки по Красному

морю. Вадим поехал в Египет, по настоянию родителей, отдохнуть. Он и,

правда, устал от созидательного труда на благо науки: окончание

аспирантуры, защита диссертации, начало врачебной практики.

Юлька была молода, красива, скромна, но в меру. Это не помешало им

сразу закрутиться сумасшедший роман. Из Египта они возвращались уже

вместе…

Но теперь прошло – трудно поверить! – двенадцать лет, а он как раньше

пропадал на работе, но уже не из-за любви к науке, а просто потому, что

старался реже бывать дома.

Здесь, в кабинете главврача, он и отдыхал, и работал: принимал

посетителей, заполнял медкарты, переводил статьи, сидел в «скайпе»,

общаясь со своими коллегами из Бостонского медицинского центра, где он

проходил пять лет назад стажировку. А спал, во время дежурств, на

раскладном диване, стоявшем в смежной комнатке, примыкающей к

кабинету. Тут же были туалет с душевой кабиной.

И всё бы ничего, если бы он не требовал такого же рвения и полной

самоотдачи от подчинённых. И сколько бы не судачили в медсестринской,

никто не спешил увольняться – заработки в клинике были приличные.

Им гордилась дирекция и боялась его потерять. Они справедливо

полагали, что в таком деликатном деле индивидуальный подход и

выстраивание эмоциональных отношений между врачами и пациентами,

доброжелательная атмосфера – все это гораздо важнее конвейерного потока.

Он был врачом от Бога и ему всё прощали. И платили немыслимый оклад. Но

он возился со своими пациентками вовсе не из-за денег. И не потому, что

вершил дела Божьи: отсеивал и браковал генетически непригодный материал.

Работа ради славы его не интересовала.

Его любили пациентки и уважали медсёстры и лаборантки. И вовсе не

потому, что он проводил медицинские манипуляции – пункцию, подсадку

эмбрионов – виртуозно.

Самое главное, он был горд и счастлив тем, что видел бесконечно

благодарные лица родителей малышей, рожденных в их клинике. Он

возвращал этим женщинам смысл жизни и радость материнства; он давал

надежду, что они не проживут свою жизнь пустоцветами, а получат

возможность дарить любовь и ласку своим долгожданным детям.

Ему нравилось помогать создавать то, что не могла создать природа. Он

ощущал незабываемое волнение, когда видел на мониторе аппарата УЗИ

крошечные сгустки новой жизни, которые потом превращались в ручки,

ножки, головки – в нового человека! Он не чувствовал себя творцом, и всё-

таки был им. Он смотрел на шевеление и интриги завистников – их нет

только у дураков и бездарей – и забавлялся.

Поначалу, когда он начал заниматься этой специализацией – репродукцией