Артем Полярин - В зоне листопада

– Мы можем Вас выкупить. Вы уже не будете работать в тюрьме. Вернетесь к своим прежним обязанностям.

– Думаю, не получится. Охрану выкупить уже пытались. Никто заложников не отдаст.

– Посмотрим.

Хотелось ли Никону за стену? Сложный вопрос. Очень сложный. Там, в Городе, его ждет любимая, с которой можно будет прогуливаться теплыми, ароматными весенними вечерами по заросшим улицам и паркам. Там, в цепких лапах специалистов Мнемонета, его ждут мягкие завуалированные допросы и сканирование мозга. Здесь его пока никто не трогает. Здесь интересно наблюдать за самоорганизацией и развитием нового маленького государства. Выделять закономерные этапы. Радоваться тому, что даже в среде отвергнутых, много людей, способных научить других быть людьми. Способных убедить безумцев выполнять общие жесткие правила, что так необходимо для выживания в столь стесненных условиях. И пусть это неисправимые грабители, убийцы, насильники и сумасшедшие. Получив шанс на свободу в самом центре электронного гетто, они изо всех сил стараются напрячь в себе остатки рационального.

После того, как сигналы коинов и сотовых вышек заглушили, власть Мнемонета покинула стены Свободной Зоны. Взамен пришла власть лидеров, готовых держать порядок в крепких мозолистых, а возможно и окровавленных руках. Готовых идти на жертвы. Даже самых суровых мер оказалось недостаточно. У Никона начались тяжкие деньки. Мнемонет получил возможность усыплять, оживлять и контролировать неспроста. И некоторых людей посадили за толстые стены с решетками тоже неспроста. До первой волны все еще как-то держались. Потом, вдруг, началось.

Первым, в камеры для буйных и неадекватных, привели шестидесятилетнего мужика. Мужик бешено вращал глазами, выл, изрыгал проклятия, кидался на людей, напряженно скрючив пальцы. Его еле дотащили трое здоровых парней из команды Болта. Все жаловались, что буян чрезмерно силен и они как бы слабеют, когда его держат. Хотели с мистического страху прибить по дороге, но после споров как лучше это сделать, так и не решились. Лошадиная доза транквилизатора, вогнанная с третьей попытки, дала лишь часть ожидаемого эффекта. Зомби, как окрестили мужика, не сумевшего сообщить свое имя, делал тоже самое, что и раньше, только вяло и медленнее. От этого он стал еще больше похож на живого мертвеца.

Второй привели девушку. У нее приключилось что-то похожее на приступ эпилепсии. С громким воплем рухнула она на пол и извивалась, словно пьяная змея, несколько минут. После успокоилась и затихла. Из глаз, больших и серых, исчезла осмысленность. С языка пропали понятные окружающим слова, сменились причудливым лепетом. Брела она неведомо куда впритирку к стене, вялыми движениями стягивая с себя одежду. Так ее и притащили в камеру: вдоль стенки и полураздетую.

Явился еще и парень, замирая в неестественных позах, общавшийся с галлюцинациями. На вопрос: с кем он разговаривает – ответил совершенно невразумительно:

– Это боги зоны. Они тут жили еще до нас.

Продолжил задавать пустоте странные вопросы, внимательно вслушиваясь в ее ответы:

– Во сколько мне будет? Почему Халит не отвечает?

Нашлась и взбалмошная тетка, пытавшаяся доказать окружающим, что власти Города скоро скинут на Свободную зону атомную бомбу. Привели и Мишу в состоянии безумном, с окровавленными губами.

Министр здравоохранения сначала бегал и суетился, пытаясь поучаствовать в спасении сумасшедших. Когда пациентов стало слишком много – счет пошел на сотни, а единственный доступный транквилизатор закончился – пустил все на самотек. Несчастных лишь сортировали, чтобы они не навредили друг другу и запирали в камеры. Иногда привязывали канатами простыней к кроватям. Всетаки, для некоторых обитателей, Цитадель служила не тюрьмой, а сумасшедшим домом строгого режима.

Вспомнился монастырь. Тоже – своеобразный дом для душевнобольных. Наблюдать за этим было странно и страшно. Раньше человека, шарахающегося от креста, Никон видал только в фильмах про вампиров и другую подобную нечисть. Здесь, в монастыре, где все утыкано крестами, от крестов шарахались многие. Парадокс. И шараханье это очень походило на то, что происходило в фильмах. Взять хотя бы -Валю. Женщина – как женщина. Ничем особенным не выделяется. Полноватая. То веселая и приветливая, то серьезная.

Бывали периоды, особенно, во время волн или в полнолуние, когда Валя менялась до неузнаваемости. Переставала есть. Рыча, хрипя и скуля одновременно, она металась по зданиям и двору, пытаясь совершить какую-нибудь пакость. То льдины и мусор, сгребаемый голыми руками, в окна полетит. То со шваброй за прохожим погонится. Усмирял ее кто либо из монахов. Выходил с огромным крестом и бутылкой святой воды. Бил Валю по лбу и поливал. Все как в тематическом кино.