Евгений Чепкасов - Триада

«Все мы, фантазеры, одинаковые… Нас цитируют – мы кайфуем, как те же словоглоты…» – подумал Миша, глянув на друга с грустной нежностью, и продолжил:

– Инок – от слова «инакий», не такой, как все. Я бы назвал его Neo, как в «Матрице», но хозяин – барин, то есть мастер. Ладно, инок так инок. В общем, существует древнее предание о том, что этот инок явится среди словоглотов, и он будет обладать способностью обходиться без сокровенного слова, и будет призывать словоглотов к новой жизни, полной страшной свободы. Кажется, ты так и написал… Философ, блин! Так вот, этот инок-Neo является и проповедует, а чего он такое проповедует, ты не сказал, – типа, мáстерская информация. По этому поводу созывают Собор, как в средневековой Руси, – представителей разных социальных слоев. Этот Собор и есть игра. Все выслушивают пророка, думают и высказывают свои мысли по поводу.

– И при этом каждый, заметь, преследует свои цели.

– Ну да, преследует. Во-первых, каждый думает об учении инока: выгодно оно лично ему или нет. Во-вторых, каждый добивается от окружающих, чтобы его слово было произнесено не менее одного раза за пятнадцать минут.

– Слова достаются перед игрой, по жребию. Какое слово у кого – знаю только я, – важно молвил белобрысый мастер. – Если словоглот за час слышит свое слово не четыре раза, а один или два, то он засыпает. Если он свое слово больше не услышит, то не проснется до конца игры. Это я вчера придумал, – по-моему, гениально!

– Прикольно, – хмыкнул Миша. – И будет у нас через два часа сонное царство…

– Не будет! В крайнем случае, на песнях, стихах и «крокодилах» выехать можно. Но когда о словах догадаются, начнется жесткое мочилово, уж поверь мне. Кстати, если словоглот сам произносит свое слово, то он тоже засыпает.

– Ладно, сегодня ты гений. Игра заканчивается, насколько я понял, вынесением соборного решения относительно инока. Решение выносится через два часа, – типа того, регламент. Тоже хорошо. Со всем согласен. Так в чем же проблема?

– Инок закосил, – сказал Степа и развел руками.

– Вот козел! – выругался Солев. – Он же единственный профессиональный ролевик был! Слушай, а может, ты?

– Нет, я мастер, у меня роль должна быть контролирующая и чтобы можно было со всеми взаимодействовать. Я парторгом буду. А тебе не хочется Neo сыграть?

– Ну на фиг! Я буду писателем, кормильцем народа. Уже много прикольного для этой роли придумал…

– Есть еще вариант.

– Какой?

– Гена. Рыбачок.

– Инок Гена, – со смаком произнес Миша и повторил недавнее: – Сегодня ты гений. Но потянет ли он? И согласится ли?

– По-моему, он натура творческая. Молчун, правда, но там много говорить и не надо: учение-то очень простое. Уговаривать я умею. И главное, – добавил Степа, лукаво глянув на взбудораженного собеседника, – главное то, что ты тесно пообщаешься со своим прототипом, ты же хотел этого…

– Я проставлюсь, Степ! – воскликнул Миша с благодарностью. – Ящик пива, честное слово, если ты его приведешь!

– Ладно, как ты говоришь. Хорошее слово – «ладно». А где же ты, богатенький Буратино, работаешь теперь? Что-то раньше не замечалось такой щедрости.

– На книжном рынке, уже недели три. Разве я не говорил?

– Нет. Книгами торгуешь?

– Вожу на тележке. Хорошая работа. Утром со склада, вечером на склад, весь день свободен. Там еще мужичок такой прикольный работает – Павел…

– Ну, мужички меня не интересуют, – перебил Степа. – И зубки мне заговаривать не надо, я всё помню: ящик пива, если приведу Гену.

– Заметано, друг!

* * *

Как всегда, Гена опоздал на первую пару минут на десять. Девчонки-однокурсницы, с которыми он встретился в троллейбусе, сразу же сказали, что теперь точно опоздают. Примета, мол, такая народная: если увидишь по пути в универ Валерьева, то по любому опоздаешь. Перед дверью аудитории Гена попытался по-джентльменски пропустить дам вперед, но те попросили его быть мужчиной и втолкнули первым, а сами шмыгнули следом. Прошло хорошо: успели до переклички.

Спецкурс по русской литературе серебряного века читал молодой преподаватель, недавно защитивший кандидатскую. Тощий, белобрысый, в галстуке, не подходящем к костюму, он с сосредоточенным, напряженным, почти мучительным выражением на лице посмотрел в журнал и начал перекличку.

– Гренкова.

– Здесь.

– Захарова.

– Здесь.

– Иванóв.

– Ударение на первом слоге, – напомнил Артурка. – Здесь.

– Извините, – сказал преподаватель, виновато улыбнувшись. – Опять забыл. А ведь в литературе серебряного века была целая плеяда Ивáновых. И один из них написал рассказ «Стереоскоп». Нет, не тот, который «Возвращение Будды» написал, не Всеволод, а Александр Иванов, я вам даже после переклички расскажу что-нибудь про него и про «Стереоскоп»… Но продолжим… Ивлева.