Лиана Модильяни - В объятиях прошлого. Часть 3

Роберто умудрялся выходить сухим из воды в самых неуютных ситуациях, чувствуя себя победителем. Если же ему приходилось врать спонтанно, а такое в его бурной жизни случалось довольно часто, то такое враньё давалось ему лишь немного тяжелее. Но, овладев и этим умением, как осваивает ремесло усердный и прилежный подмастерье, он научился врать экспромтом так, что его ложь было нелегко отличить от полностью достоверной информации. Он всегда помнил о жестах и мимике, которые обычно выдают даже самых искусных врунов. В юности Роберто имел привычку в разговоре то сплетать, то расплетать пальцы рук (манера, в равной мере свойственная и лжецам, и просто неуверенным в себе людям), и в дальнейшем, чтобы случайно не выдать себя, он сдерживал свои движения, соединяя подушечки пальцев «профессорским жестом». В итоге он научился врать столь мастерски и виртуозно, что сам начинал искренне верить всеми фибрами своей торгашеской души в то, что говорил, тем легче демонстрируя абсолютную искренность своему собеседнику.

Верил ли Роберто в любовь и привязанность ? Мечтал ли он встретить ту единственную, которая бы чувствовала и понимала его без слов ? Нет, он не хотел ничего подобного. Во всяком случае, он точно не желал этого на протяжении последних десяти лет, после трёх неудачных браков. Он чётко знал истинную ценность и стоимость всего, даже обычного сексуального интереса к своей персоне, и прекрасно умел извлекать выгоду из столь эфемерных активов. Стоимость безрассудного влечения и страсти была для него слишком высока, и он никогда не шёл у них на поводу, чтобы не рисковать всерьёз.

Собственно, рисковать ему уже было особо нечем. Каждая новая недвижимость, приобретаемая им под залог предыдущей или в кредит, в конечном счёте при разводе доставалась очередной бывшей жене, вместе с претензиями банков-кредиторов. В итоге, там, где прошёл Роберто, не осталось ничего, кроме невыплаченных кредитов, неоплаченных счетов, огромных долгов, разъярённых банкиров, обманутых поставщиков и проклинающих его женщин. С таким вьющимся за ним длинным шлейфом нерешённых финансовых проблем, проклятий самых разных людей и кучи детей, оставшихся без отца, он и подошёл ко встрече с Маргарет.

* * *

Когда переживаешь нечто страшное, когда твой мир рушится, то где-то в глубине души появляется лёгкое утешение: самое страшное уже в прошлом, и хуже быть уже не может. Может, ещё как может ! Никто не даст перевести дух и стереть пот со лба, никто не пообещает, что все беды позади.

По возвращении из Парижа, где Пьер-Анри провёл несколько часов на допросе в управлении контрразведки, он узнал о своём увольнении из Министерства иностранных дел. В тот же день ему было предписано в кратчайший срок освободить служебную квартиру, арендуемую посольством.

Вскрыв полученную за время своего отсутствия почту, он обнаружил письмо, извещавшее о почти одновременной смерти его родителей (с которыми он уже много лет не поддерживал отношений) в доме престарелых на юге Франции. В том же письме нотариус уведомлял, что остатки их скромного состояния были израсходованы на лечение и похороны.

Другим письмом адвокаты извещали о расторжении брака Пьера-Анри Морель и Маргарет Линнер, которой, согласно решению суда, отходила половина его состояния. Пьер-Анри никогда не умел экономить и не любил копить деньги, а последнее время охотно тратил их на развлечения с хорошенькими студентками. Решение суда означало, что он оставался практически без средств к существованию.

Не приходилось рассчитывать даже на скромный университетский заработок, так как из очередного письма он узнал, что руководство университета расторгло с ним договор по причине жалобы одной из студенток на его поведение, недостойное преподавателя.

По прошествии нескольких недель, проведённых в дешёвых гостиницах в предместьях Лондона, и тщетных попыток найти себе хоть какую-нибудь работу, Пьер-Анри оказался выброшенным на улицу без гроша в кармане.

* * *

После развода, совпавшего по времени с увольнением Пьера-Анри и выселением из посольской квартиры, Маргарет была вынуждена в который раз в своей жизни вернуться жить туда, откуда ей всегда хотелось как можно быстрее уехать – в дом покойного Исаака, занимаемый Элизабет.

Энн несколько раз приходилось бывать там, навещая бабушку, и каждый раз она чувствовала себя крайне неуютно. После очередного визита туда ей приснился повешенный в саду дома какой-то незнакомый пожилой человек (Энн, разумеется, ничего не знала о том, что произошло с Исааком). Обстановка этого жилища давила на Энн тяжёлым грузом, вызывая гнетущее ощущение. Ей казалось, что отовсюду, куда бы она не посмотрела, за ней наблюдают зоркие блестящие глаза большой чёрной птицы. Она чувствовала, что всё здесь насквозь пропитано мрачными мыслями, и ей хотелось поскорее выйти наружу.