Пётр Самотарж - Несовершенное

– Да… Послушайте, зачем же так агрессивно? По вашему, воспитать молодежь в патриотическом духе можно только ложью?

Директриса гулко хлопнула сухонькими ладонями по столу и резко поднялась.

– Вы меня не устраиваете в качестве автора такого важного очерка, поэтому я непременно свяжусь с вашей редакцией и выскажу свое мнение в самых решительных выражениях.

– Хорошо, связывайтесь, но нельзя ли мне переговорить с кем-нибудь из учителей Первухина?

– Нет, нельзя. Вам вообще нельзя работать над этой темой. Можете идти.

– Спасибо… До свидания.

Ошарашенный Самсонов вышел из ужасного кабинета с единственной мыслью в забубенной головушке: она действительно позвонит главному с протестом? Серьезная дама – вряд ли она просто пугала. В коридоре опозоренный профессионал понял, что минуту назад в нем убили репортера, и воскресить его можно только проявлением самой беспардонной наглости, которую только может вообразить цивилизованный человек.

Деловым шагом, сохраняя невинную внешность, провинившийся вернулся в учительскую и беззаботно попросил указаний о местонахождении бывшего классного руководителя Первухина. Способности проходимца пригодились: он получил интересующие его сведения и нашел учительницу средних лет в ее волшебном химическом кабинете сидящей за солидной кафедрой в окружении великого множества никому, кроме нее, не понятных вещей, таблиц, графиков и прочего имущества. Она удивилась визиту журналиста.

– Вы разве не беседовали с директором? – спросила классная дама. – Этими вопросами она занимается сама.

Самсонов сделал стойку охотничьей собаки, почуявшей жертву.

– То есть… Вы хотите сказать, что не беседовали до сих пор с представителем нашей редакции?

– Нет. А что? Вы были у директора?

– Был. Мы немного поговорили, а затем она рекомендовала мне вас.

Нерешительность химички следовало преодолеть как можно скорее самыми решительными мерами, дабы не заронить в ее душу никаких дополнительных подозрений о природе происходящего. Самсонов в нескольких словах беззаботно обрисовал основное содержание якобы милой беседы с директрисой и отвлекших последнюю от интервью внезапных школьных делах. Глаза его светились простодушием и искренним желанием нести добро людям, поэтому учительница уступила давлению. Только обмолвилась о предпочтительности для автора очерка беседы с преподавателями из прежней школы Первухина, в которой тот отучился восемь с половиной лет, а не полтора. "Та школа не имеет никакого отношения к сюжету", – подумал журналист, но вслух не сказал ничего, кроме пары комплиментов этой школе и конкретно учительнице химии, чем окончательно склонил собеседницу на свою сторону.

Сашкина классная руководительница была юной учителькой, только из института, попавшей в новую школу с ее неописуемым контингентом, как кур в ощип. Инструкции принуждают классных руководителей регулярно посещать учеников на дому ради контроля условий жизни и учебы, а также семейной обстановки в целом, но никто из них этого не делает, дабы не изумлять родителей учеников. Могут ведь возомнить невесть что. Тем не менее, Первухина она посещала, поскольку в школе видела его реже, чем всех остальных, а вызывать к себе родителей не хотела, да и не могла. Записки хулиган, видимо, выбрасывал, а телефона у них тогда не было. Впрочем, во время этих визитов виновника не оказалось дома ни разу. Она разговаривала с родителями; отец не проявлял к беседам ни малейшего интереса, мать постоянно сокрушалась и обещала принять меры семейного воздействия к бездельнику, беспрестанно взывая к мужу в попытке отвлечь его от телевизора.

– Она вам подыгрывала, или искренне переживала? – спросил Самсонов, держа в мыслях будущий нерадостный визит.

– Да я же девчонка была совсем. Казалась искренней.

– А насколько серьезным было положение? Имелась ли возможность все же избежать окончания школы со справкой?

– Трудно сказать задним числом. Если бы у меня был опыт и больше времени, кто знает… Понимаете, практически сразу после института получить в классное руководство десятый класс, да еще такой трудный. От меня никто и не ждал никаких чудес.

– А что вы можете рассказать о его девушке?

– О девушке? Вы Светлану имеете в виду?

– Ее. А что, были другие?

– Почему вас интересует именно эта тема?

– А почему вы не хотите ее поддерживать? Я просто хочу написать о живом человеке. Поймите, меня не интересуют интимные подробности, но если очерк о молодом парне, который из своих двадцати лет полтора года воевал, окажется повествованием исключительно об учебе и друзьях, читатели либо просто мне не поверят, либо заподозрят в сокрытии какой-то страшной тайны. Например, почему вы знали тогда и до сих пор помните имя его девушки? Она ведь не училась в вашей школе?