Игорь Ягупов - Обманувший дьявола

Спросить совета было не у кого. С подобными вещами не обратишься в полицию. Помнится, он уже думал об этом. Полиция примет его за сумасшедшего, психиатр – за наркомана, а нарколог… Нарколог возьмет у него анализ мочи и, удостоверившись, что он не колется, выгонит. Куда дальше? С кем посоветоваться? С родителями? Нет. Что за чушь. Исключено. Да и как это сделать? По телефону? Позвонить и спросить, как ему поймать прапрапрапрадедушку? Зачем пугать маму. Не этим чертовым Провом, насчет него она ничего не поймет, а своим поведением. Не объяснить такое по телефону. А уехать домой ему не дадут. Те, которые следят за ним. Ходят по пятам. Скрип велосипедных педалей преследует его повсюду. Он чувствует. Почти физически ощущает этот звук. Неужели в преисподней нет нормальных велосипедов?

Последняя мысль заставила его хмыкнуть. Но он тут же вновь вернулся к своим мрачным рассуждениям. Да и что родители? Хоть бы даже и поехать домой. Они все равно его не поймут, не поверят. В такое нельзя поверить, пока не столкнешься с этим сам. А и столкнешься… Аня вон все равно не поверила.

Кто же остается? Он лихорадочно рылся в своей памяти, как будто перелистывал толстый засаленный органайзер. Кто же еще? Да больше он никого и не знал, кроме Юлечки. Но что с нее взять? Даже если она его простит. Впрочем, что значит «простит»? В чем он перед ней виноват? В том, что не смог сгрызть горелое мясо, которое она называла стейком? Простит! Ему стоит только свистнуть. В смысле, позвонить. Вопрос в том, какой от Юлечки будет толк? Она однозначно не годится на роль ассистентки по отлову прапрапрапрадедушек.

И тут Андрей вспомнил о Поморцеве. Может быть, попытаться поговорить с ним? Старик в душе ему понравился. Сварливый, желчный, но умный. Вот кому надо позвонить. Может быть, он подскажет, как поступить? Даст зацепку. Знает же он об этой могиле. Вполне вероятно, что знает и еще что-то. Андрей взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Не поздно, можно попробовать…

Руки Андрея дрожали, когда он набирал номер. От этого звонка слишком многое зависело. Поморцев был единственным человеком, с которым Андрей мог сейчас посоветоваться. Но захочет ли он его слушать?

Старик долго не поднимал трубку. Наконец, когда протяжные гудки, казалось, уже насквозь пробуравили Андрею голову, вонзившись в нее, точно сверло электродрели, ему все же ответили.

– И что горит? – раздался в трубке скрипучий голос.

– Что? Как? Простите, я не понял, – растерялся Андрей.

– Я спрашиваю: что у вас горит, что вы беспокоите меня в такой час? – заявил раздраженный голос на другом конце провода.

– Простите, пожалуйста, Николай Сергеевич, – затараторил Андрей, ежесекундно и не без основания ожидая услышать столь же сверлящие, но на этот раз короткие гудки.

– И кого же я должен простить, скажите на милость? – ядовито поинтересовался Поморцев.

– Андрей, – почти простонал в трубку Андрей, поняв, что забыл представиться, – меня зовут Андрей. Я приходил к вам несколько дней назад. С девушкой. Вы нам рассказали о Прове Киржакове. Помните?

– Молодой человек, – проскрипел в трубке старческий голос, – вы собираетесь в такой час проверять мою память? Или, быть может, вам от меня опять что-то нужно?

– Николай Сергеевич, я вас умоляю, – для большей убедительности Андрей даже прижал свободную руку к груди, как будто Поморцев мог увидеть его жест.

– Да ну? – казалось, в его собеседнике проснулось какое-то чувство сострадания.

Почувствовав, что Поморцев дал слабину, Андрей немедленно пошел в атаку, изо всех сил стараясь попасть в такт несколько старообразной манере говорить, какая была у старика.

– Поверьте мне, дело не терпит отлагательств, – начал он, – в противном случае я бы ни за что не посмел вас побеспокоить.

– Побеспокоить? – возмутился Поморцев. – Вы подняли меня с постели. Разбудили, как только я задремал.

– Но… – попробовал найти себе оправдание Андрей.

– Побеспокоить? – перебил его скрипучий голос в трубке. – Да знаете ли вы, молодой человек, что значит побеспокоить? Это значит оторвать от чтения книги или вязания крючком. А разбудить в одиннадцать ночи – это значит не побеспокоить, это значит бесцеремонно вломиться в чужую жизнь. Так приходили только чекисты и гестаповцы.

– Я… – снова попытался вставить слово Андрей.

– У вас что, никогда не было бабушек и дедушек? Вы не знаете, что старики ложатся рано? – не обращая на него никакого внимания, продолжила трубка. – Или вы так же бесцеремонно вламывались к полуночи к ним в комнаты со своими требованиями?