Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

– В первый ряд не возьмешь! – попытался охладить приятеля Дмитрий. – Первые три ряда уж давно выкуплены, а завтра так и вовсе аншлаг ожидается!

– Позволь, я озабочусь этим сам? – спокойно парировал Рихтер. – Есть не последней важности такая вещь, как знакомства.

На следующий день все сложилось по словам Николая. Митя увильнул от чересчур настойчивых приглашений отобедать с цирковыми, сославшись на занятость в городе. Он неловко опрокинул себе на брюки, впервые за эти дни предложенную ему директором в кабинете чашечку кофе перед началом представления. И он отказался выпить на брудершафт с Краффом, мотивируя это здоровым образом жизни. Когда уже на арене, прикинувшись дурачком, Митя громко попросил синьора Луиджи «тоже таким красивым блеском натереться», тот с деланным сожалением развел руками и, сославшись на то, что это последний вечер чемпионата, посетовал, что масло закончилось, а в лавку посылать – так публика же ждать не станет. Тогда местный силач и обратился с прямой просьбой к этой самой публике помочь ему в создавшейся проблеме.

Из первого ряда выскочил какой-то гардемарин и протянул атлету бутылочку с маслом. Публика свистела, хлопала, ревела от восторга и от солидарности со своим земляком. Многие делали на него ставки. Директор цирка, видя всё это, открыто возражать побоялся, но, объявив паузу, пригласил Митю за кулисы. Там он предложил ему, наконец, отступного, но Митя плюнул на пол и сказал, что хочет сражаться честно. Тогда синьор Фаричелли впал в истерическое состояние, заламывал руки, падал на колени, рвал на себе волосы и на чистом русском языке умолял не губить его дело, которое должно продолжаться и в других городах, приводя доводы, созвучные вчерашним размышлениям Николая. Потом предложил годовой контракт. Потом предложил оплатить все уже отработанные Митей вечера по высшей цирковой ставке «чемпиона». Потом предложил удвоить ее, если Митя позволит объявить публике, что у него внезапно начался понос, и бороться в этот вечер он не сможет. Ну, хорошо – не понос, а зубы заболели, зубы! Митя снова плюнул, но теперь уже просто в сердцах, не зная как одолеть такое бабское поведение директора.

Митя согласился взять одинарную ставку за уже прошедшие вечера, раз выяснилось, что это была именно «цирковая работа», а не честная борьба. Но за сегодняшний вечер стоял насмерть – никакого вранья и позора, а два настоящих поединка. Директор сдался, чтобы не быть ославленным на весь мир. Когда они вернулись на арену, зал уже просто стонал от накала страстей. Ставки взлетели неимоверно! Митя с трудом, но положил на лопатки Крайника, а с Краффом, после длительной борьбы, согласился на ничью, потому что их силы оказались действительно равными. По совокупности вечеров, Крафф сохранил свой титул, и цирк благополучно отбыл из Нижнего. Подсчитав выручку от последнего вечера, директор задумался о том, что и в честных поединках есть свой резон – можно озолотиться на одних только процентах от тотализатора. Он дал себе слово подумать об этом на досуге.

А оставшиеся вдвоем друзья праздновали победу. Победа была общей и заслуженной. В этот вечер Николай уговаривал Митю найти другое применение своим физическим силам, кроме как выставляться на потеху праздной публике, вспомнить, что существует такое понятие как физическая культура. Он говорил о существующих в столице и других крупных городах спортивных и гимнастических обществах, в одно из которых он сам вступил уже несколько лет назад, об их стремительном распространении по стране. О том, что неплохо было бы и Мите примкнуть к какой-нибудь организации, и надо поинтересоваться, что в городе есть по силовым видам спорта, потому что сам Николай слышал пока только о велосипедном клубе. Говорили они и об энтузиастах гармоничного развития физического и духовного начал в человеке, о соревнованиях, проводимых по правилам, одинаковым для всех участников и еще о многих аспектах спортивной жизни. Митя понял, что вот такое общество он хотел бы видеть и у себя среди соратников по училищу. А со временем может быть, чем черт не шутит, и в селе Луговом! Клялся, что теперь он все силы, помимо учебы и любимой работы, будет направлять на то, чтобы отыскать, собрать и организовать вокруг себя единомышленников по физическому культурному развитию.

Коля уехал, но теперь они с другом связь уже не теряли и весь год переписывались. На рождественской открытке от Рихтера была приписка: «В Афинах на Пасху будут проходить первые Олимпийские игры, я откладываю деньги на дорогу. Если сможешь, давай махнем вместе?». Митя загорелся этой идеей и, хотя времени оставалось мало, тоже начал копить на поездку и усиленно тренироваться. Узнав, что на играх он сможет представлять всю страну, скинулись и сплоченные им, хотя ещё и очень немногочисленные на тот момент, члены спортивного кружка. Денег все равно было мало для билетов туда и обратно, но неожиданно ему добавила недостающую сумму родная мать, узнавшая о его чаяниях, заодно избавив Митю от страха, что он не сумеет уговорить ее на свой отъезд за границу. Она его отпустила, благословила, помогла выправить вид на жительство, потому что раньше сын дальше, чем на пятьдесят верст от дома и не уезжал никуда. Митя отбыл в Одессу, где они должны были встретиться с Николаем, ехавшим из Питера, и уже вместе сесть на пароход, идущий в Константинополь. С тех пор о них не было никаких известий – ни плохих, ни хороших.