Олег Мельник - Книга Тьмы

Автомобиль Кости вызвал много любопытства.

– Передняя часть от «УАЗа», это понятно, – сказал Алекс Косте, кивая в сторону стоянки, – а задняя?

– От «Доджа», – охотно ответил хозяин. – Старенького, годов восьмидесятых. Модель я точно не помню.

Алекс призадумался, а затем рассмеялся и спросил:

– Это вы так затейливо посылаете Америку в жопу?

– Хм, об этом я не думал. – Костя почесал густую бороду. – Но мне нравится ход твоих мыслей!

– Много отдал за нее? – поинтересовался Сергей. – Я себе тоже хочу какой-нибудь конструктор замутить.

– Если собираешь сам, то основные расходы идут на регистрацию машины, – ответил Костя. – Сначала ее конструкцию должны утвердить инженеры в НИИ, потом надо сертифицировать, затем – зарегистрировать в ГАИ. Мороки куча, если честно. Тут нужны стальные нервы. И умение давать взятки.

– А ты сам собирал? – спросил Игорь.

– С друзьями, – кивнул Костя.

– Ну вы монстры, – протянул Сергей. И добавил: – Такую можно выгодно продать.

– Сначала покупатель нужен, – усмехнулся Сёма. – А таких, поверь, будет немного. Это ведь индивидуальный образец.

– У нас по Невинке какое-то время лимузин из двух «копеек» катался, – вспомнил я. – Потом из него декорацию для бара сделали: на крышу поставили. А бар в какой-то момент загнулся. С тех пор стоит, ржавеет.

– «Копейкам» номер так и не присвоили, – напомнил Алекс.

– Почему вообще возникла такая идея? – спросил я. – Почему такой кузов?

Костя усмехнулся и покачал головой.

– С кузовом смешная история получилась, – ответил он. – Лет десять назад старенький «Додж» въехал в задницу «УАЗу» где-то на шоссе под Ставрополем. Хорошо так въехал, выправлять было бесполезно. Железяки отправили на разбор. Потом пустые кузова остались гнить на задворках мастерской. Мне их даром отдали, лишь бы от мусора избавиться. Я распилил, сварил. С тех пор «УАЗ» и «Додж» вместе – не разлей вода. Дал беднягам второй шанс.

– Не опасно ездить на такой? – поинтересовался Сергей.

– Что тут опасного? – не понял Костя.

– Ну, это же не фабричный вариант…

– Вот как раз заводским моделям я и не доверяю, – отрубил Костя. – Когда работаешь на производстве, теряешь доверие к своему продукту. Потому что видишь, как людям наплевать на то, что и как они делают.

– Как платят, так и работают, – заступился Сергей.

– Дело не в этом. Сколько не плати – все равно будет мало. А плохо работают все: от низших до высших должностей. Все потому, что у людей нет никакой цели кроме денег.

– Да. Денежные фантики правят этим миром…

– Деньги – это стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Словом – твердая почва под ногами. Или, скорее, плот, несущий своего владельца по Реке времени. Нет денежки – иди ко дну. Но плот без паруса или руля теряет свою маневренность, а русло реки времени крутое, с изгибами. Так что при любом резком повороте плот разобьется о скальный берег. Парус – это идея, мысль, традиция. А у русского производителя этого сейчас нет. Когда-то был Советский Союз, держащий производство страны в государственном кулаке. Затем он развалился, предприимчивые шакалы разорвали дохлого красного слона, нажрались и, сыто отрыгивая, укатили восвояси. А булгаковскому быдлу достались объедки, с которыми оно долгое время не знало что и делать. Потому что делать ничего не умеет, а великой и единственной партии для крышевания больше нет. Идея коммунизма сначала затмила аристократические традиции царской России, а потом и сама прогнила под жаром восходящей над миром звезды Демократии.

– Ты прям поэт, – оценил я образность рассказа Кости. Тот в ответ многозначительно подмигнул.

– Капитализм в глазах булгаковского быдла представляется в виде лихорадочного нагребания бабла. Потому что человек, барахтаясь в Реке времени, хочет обрести твердую почву под ногами. Когда-то я работал наладчиком на «Эрнесте». Там большая часть продукции выпускается по контракту с зарубежными компаниями в ущерб своим же брендам. Почему? Из-за неуверенности в себе, из-за неумения работать на рынке, из-за страха перед мировыми брендами. «Эрнест» готов был хоть раком стоять, хоть проглатывать – лишь бы платили. И в этом ничем не отличается от простых работяг, боящихся самостоятельности, конкуренции, ищущих стабильности. Пока у нас нет своего мы – рабы Запада. У русского бизнесмена сейчас нет хороших идей, а если и есть, то он боится их реализовывать. Вдруг никому это не надо, вдруг не прокатит? Огромная толпа предпринимателей мнется перед пропастью новых открытий и боится шагнуть туда и упасть. Потому что нет почвы под ногами в виде: а) идеи, за которую стоило бы рисковать, и б) денег. И все они ждут, пока дядя с мозгами и полными карманами не построит над пропастью мост из бабла и связей и не проторит им удобную дорожку. А что это за дядя и какому богу он служит – не всегда понятно. Может он намеренно ведет всю нашу нацию в пасть враждебного чудовища?