Константин Малахов - Молния среди леса

Игнат Никитович Сидел за столом, на котором матово поблескивал гранями мутноватый стакан. Вначале я подумал о привычном (и далеко не только русском) средстве снятия стресса, но обратил внимание, что стакан был полон, а старик лишь постукивал пальцами по столешнице, словно стакан был налит кому-то другому. Председатель коротко взглянул на меня, но ничего не сказал. Переживания немного отодвинули мою робость, и я спросил, как он себя чувствует, не нужна ли помощь.

– Да… – он махнул рукой. – Мне-то чего, переживем как-нибудь.

Я понимающе кивнул и спросил:

– А что вы знаете о Хуртинском? Не помню имя отчества. Я его только что видел, но он исчез куда-то. Будто…скрывается.

Председатель поднял на меня взгляд, словно не понимая вопроса. Затем моргнул и лицо его немного расслабилось:

– Хуртинский? Да, а что Хуртинский. Ну живет там, – махнул он куда-то рукой. – Нелюдим аки монах. Тоже из наехавших. Своих тут мало осталось. Чем занят не знаю. На огороде или с ружьем не видывал. Может и правда монах какой, святым духом питается.

Да уж, негусто с досье.

– Скажите, а как он сюда попал? Ну пришел или привел кто-то?

Игнат почесал бороду, вспоминая:

– Давнехонько было. На машине кажись привез его кто-то. С тюками и сундуками какими-то. Да, – припомнил председатель, – даже за избу не сам он просил, а кто-то еще. Избенки пустой не было, подселили к старухе одной. Ее тут не особо любили, жила на отшибе. Померла она потом, наверное.

– Наверное?

– Не припомню чтоб хоронить носили. Или носили? – старик поморщился, словно воспоминания требовали больших физических сил. – Не припомню.

– Спасибо Игнат Никитович, – поблагодарил я и уже сам себе сказал: – Получается, он тоже ушел из прошлой жизни.

– Дык приезжали за ним пару раз, – неожиданно выдал старик. – Важные такие, в плащах, шляпах. То с ним беседовали сами, а бывало он не открывал, так мне письма секретные оставляли.

– Секретные? Почему секретные? – заинтересовался я.

– Ну так, – председатель многозначительно поднял подбородок. – Печать сургучовая, не абы как.

– И они еще у вас? – с каким-то азартом спросил я.

– Отнес ему самому. На кой мне хранить их у себя.

Я задумался. Этот Хуртинский оказался не таким уж простым отшельником. Его искали, нашли, но почему тогда не увезли? Я задал этот вопрос председателю.

– Да кто их знает, – равнодушно ответил тот. – Может посмотрели, что у него с головой не в порядке да возится не захотели.

– А письма?

Игнат Никитович лишь пожал плечами. Ладно, уже кое-что.

– А где именно он здесь живет, не подскажете?

Председатель удивленно взглянул на меня:

– Зайти хотите? Зря, не примет. А хотя, дело ваше…

Поблагодарив старика, я двинулся дальше по намеченному маршруту. Погода сильно изменилась, стало гораздо темнее. По небу, словно куда-то притягиваясь неведомым магнитом, ползли темные тучи и на открытой деревенской поляне чувствовался ветер.

Следующий пункт – Наседкина. Я с благодарностью вернул кочергу, справился о здоровье Тимы. Парень все еще был в кровати, но нашел силы на приветливую улыбку. Сама же хозяйка была в работе, хотя выглядело так, словно она просто не торопясь ходит куда-то, нарезая круги между домом и двором. Но на столе лежали овощи, видимо готовились для консервации. На улице, на дощатой столешнице, в таком же положении лежали тушки каких-то птиц или мелких животных. Кроме того, в доме жарко горела печь и судя по мучным следам – не только ради нагрева воздуха. Я на секунду представил, как это тяжело делать все своими руками, зная, что альтернативы нет, не говоря уже про заботу о сыне.

Пора было топать домой, если можно так выразиться. За эти несколько дней жилище Костомарова стало моим вторым домом – ведь в нем я чувствовал себя в безопасности, в нем был человек, к которому было приятно обратиться с вопросом и от которого можно ждать помощи. Ведь дом – это не только стены.

Выйдя на улицу, я понял, что мне очень хочется увидеть дом Хуртинского. Да, логичнее было бы вернуться к доку, придумать план и под каким-то предлогом вызвать этого загадочного ученого на диалог. Это если не вспоминать, что моя ориентация в лесу оставляет желать куда лучшего.

Хоть на улице был еще день, но чаща леса уже пугала своей чернотой, словно внутри, между деревьями, кто-то выключил свет. Было ощущение, что эта тьма сейчас отделится от стволов и двинется прямо на меня. Как там говорил Ницше про бездну – она смотрит на тебя? Тоже самое легко можно отнести к густому лесу. Снова по небу прокатился гром и стало еще темнее.