Татьяна Купер - РУССКАЯ ЖЕНА

Как это ни странно звучит, но я тоже была немного разочарована. Жизнь казалась мне такой невыносимой, что строительство Сибирской магистрали казалось лучшей перспективой, чем жизнь с бабушкой в коммунальной квартире. Моим единственным желанием было уехать как можно дальше от семьи, начать новую жизнь, где не будет скандалов, бесконечных упреков и обвинений в неблагодарности. Но реальность была такова, что бежать было просто некуда…

Потерпев полное фиаско в Райкоме Комсомола, папа начал изобретать новые методы давления на «упрямую» дочь. В ход шло всё – даже жалкие два квадратных метра, на которых стояла моя раскладушка, и за которые я должна была умиляться от благодарности. Однажды он пообещал, что оставит меня в коммунальной квартире, а для бабушки добьется новой квартиры. А когда же мы всё-таки получили новую двухкомнатную квартиру, он пообещал, что разменяет её, и поселит меня обратно в коммуналку. Это были простые угрозы – ведь у него не было никаких юридических прав на наше жилье, и без моего разрешения это сделать было нереально. Но он почему-то всё равно угрожал, и эти угрозы ранили мою одинокую душу еще больше…

Бабушка продолжала нажимать нужные кнопки, вызывая в своем сыне жалость и сочувствие. Вся кампания проходила под флагом защиты бабушки – война продолжалась без остановки. Если не помогали слова, в ход шло всё, что попадало под руку. Однажды отец набросился на меня с комнатным тапочком в руках и, когда я пыталась убежать, он настиг меня в конце длинного коридора, продолжая наотмашь хлестать куда попало. Он остановился только тогда, когда я села на корточки и обхватила голову руками. В другой раз, когда у нас возник очередной спор, отец в бешенстве вырвал электробритву из розетки, которой только что брился, и сильно хлестнул меня несколько раз по руке. Шнур рассёк кожу в трёх местах, и она вздулась и налилась кровью… И я опять в отчаянии бежала из дома – на этот раз туда, где меня признавали и были мне рады, пусть даже и ненадолго.

Теперь, когда наши прежние узы были разорваны окончательно и бесповоротно, мною овладели полное бессилие и беспомощность. Отец был таким недосягаемым и умным, и рядом с ним – я, такая маленькая и ничтожная, как песчинка. Его мнение было святая святых – авторитет в высшей инстанции, а я даже не знала, кем я была, да и откуда я могла тогда знать? Поэтому я всё время заглядывала в папины глаза, чтобы узнать в них свой очередной приговор. Каждый раз я лелеяла хрупкую надежду, что всё будет иначе, что он изменит своё отношение, и будет более ласковым и терпимым. Я так ждала, что он пощадит меня и проявит хотя бы каплю милосердия. Но он его так и не проявил, никогда! Он полностью отождествил меня с моей матерью, возненавидев так же, как когда-то ненавидел её. Он отказывался видеть во мне хотя бы мельчайшую крупицу чего-то хорошего, а вместо этого просто растаптывал меня, как разросшийся бурьян. Я и сама начала верить в то, что я обычный бурьян, которому никогда не суждено стать Розой. И мне еще очень долго, на протяжении тридцати лет своей жизни, было страшно узнать, кто же я на самом деле. Мне было страшно узнать, что приговор отца окажется правдой…

Итак, единственное жизненное напутствие, которое я получила от своей семьи – ошибка в чьей-то жизни, ничтожество и ноль, неблагодарное существо. Третий круг ада – СТЫД – был одним из самых парализующих, потому что он уничтожил всякое чувство собственной значимости и уверенности в себе. Это можно сравнить со 100-процентным ожогом, когда на человеке не остается ни одного живого места. С такой болью и беззащитностью я вышла в мир и начала взрослую жизнь.

Меня выпустили в жизнь с тяжелейшей ношей – я несла мамин стыд, папину неблагодарность и бабушкино самопожертвование. Это была совершенно чужая ноша, и ко мне она не имела никакого отношения. Я прогибалась под ней, и порой моя походка становилась тяжелой и неровной. Иногда я падала, ободрав колени до крови, но собрав последние остатки мужества, я поднималась опять. А иногда силы совершенно покидали меня, и тогда я подолгу лежала на холодном полу тёмного коридора жизни, плача навзрыд и не зная, куда дальше идти.

Глава 4. Голод по любви

Именно так – взрослая жизнь казалась мне большим тёмным коридором – наподобие того, который был в нашей коммунальной квартире. Я не знала, кто я и куда я иду – его темная мгла полностью заволокла мое видение. В коридоре было много дверей, и я отчаянно стучалась в каждую из них – иногда тихо, иногда громко и настойчиво, со злостью и возмущением, а чаще с грустью и слезами. Прожив свои первые восемнадцать лет сиротой при живых родителях, я чувствовала себя совершенно ограбленной. У меня забрали всё самое ценное и наиболее значительное – невинность, достоинство и гордость, чувство защищенности. И теперь я брела по этому коридору с пустыми руками, в поисках утерянного…