Глеб Васильев - Стакан

– Может, это и было вчера?

– Добро пожаловать в Иероманополь, – старик навалился на створку ворот и, кряхтя, сдвинул ее ровно настолько, чтобы Полулунок смог протиснуться внутрь. – Проходи и ступай дальше, куда направлялся, да поможет тебе Создатель. И нечего меня отвлекать пустопорожней болтовней. Я тут стою на службе государственной важности, если ты не заметил.

Ступив за ворота, Халфмун оказался на широкой улице, по обеим сторонам которой громоздились суровые здания из серого камня, похожие на замки. Над каждым зданием возвышалось по несколько остроконечных башен со шпилями, украшенными одинаковыми четырехконечными звездами. К удивлению Полулунка, сама улица не была вымощена ни камнем, ни засыпана гравием – под ногами чавкала жидкая грязь. По этой грязи, старательно огибая лужи и ямы, деловито сновали горожане, одетые в серые мешкообразные хламиды, бегали босые полуголые дети и лениво прохаживались тощие облезлые собаки. Возле некоторых домов, словно не замечая грязи и сырости, сидели и лежали люди, с ног до головы замотанные в лохмотья все того же вездесущего серого цвета.

Халфмун несколько раз к ряду пытался заговорить с прохожими, но в ответ на свои незамысловатые приветствия получал лишь мрачные, равнодушные, подозрительные, злобные, осуждающие или презрительные взгляды, брошенные исподлобья. В самой гуще кипящей уличной жизни, Полулунок ощутил себя настолько одиноким и беспомощным, что взвыл в голос: – Что ж это за город такой?!

– Первый раз в Иероманополе, сынок? – хриплый голос, который услышал Халфмун, исходил из-под самых его ног. Опустив взгляд, на дне бурой лужи он увидел горку тряпья, из которой на него смотрела пара человечьих глаз.

– Да. Я ищу своих товарищей. Вы видели девушку в компании мужчин? – выпалил юноша, и тут же, смутившись собственной невежливости, добавил. – Простите… В смысле, доброго вам дня.

– Коль приберет меня Создатель до вечера, то и день добрым выйдет, – произнесло существо в луже. – Что до твоих товарищей – мне есть, что рассказать. Только прежде вытащи-ка меня отсюда.

Наклонившись, Полулунок ухватился за мокрые лохмотья и без труда поднял собеседника на вытянутые руки – тот оказался почти что невесомым.

– Да не размахивай ты мной, как флагом, – шикнуло существо. – От тебя и без того ересью на квартал разит, так что лучше не нарывайся. Замотай рясу вокруг меня поплотнее, перекинь через плечо, да ступай по улице прямо, будто мешок с картошкой несешь.

Халфмун послушно выполнил все наставления своего нового знакомца и, стараясь не столкнуться ни с кем из горожан, заскользил вперед по дорожной грязи.

– Вам удобно? – шепотом поинтересовался Полулнок.

– Бывало лучше, но и хуже тоже случалось, – донеслось из мешка. – Причем, чем хуже – тем чаще и случалось. Думаешь, я – мастер Сухотруб, в луже ради большого удобства оказался?

– Печально это слышать, но…

– Да ты не печалься. У тебя-то хоть руки и ноги есть, не то, что у меня, – перебил Халфмуна мастер Сухотруб.

– Я хотел бы узнать, что вам известно о моих спутниках, которых…

– Узнаешь, непременно узнаешь, – заверил Сухотруб. – Но прежде неплохо бы тебе понять, в какое чудесное место ты, сынок, забрел, и как тут себя вести положено. Слушай внимательно, да иди все прямо, пока не увидишь храм с большим зеленым глазом на фасаде. Не видал еще такого – с глазом?

– Нет, но…

– Тогда ноги переставляй, уши подставляй, да запоминай, что тебе Сухотруб в них лить будет. Первым делом, если прожить хочешь дольше, чем пару часов, сам первым ни с кем не заговаривай – только взгляды кидай, полные подозрения. Почувствуешь, что опасность близка, тогда в соседа пальцем тычь и кричи, что есть мочи: «Держи еретика! Хватай предателя Создателя нашего! Вяжи преступника, в просветление благодатное неверующего! Руби сквернеца, против Куделафия Окстийского злобствующего!». Запомнил?

– Да, но… – Халфмун хотел сообщить, что вышел к высокому зданию, на стене которого красовалась огромная четырехконечная звезда с изображением таращащегося зеленого глаза в центре.

– Хорошо, – не дослушав, Сухотруб продолжил свою речь. – Если схватят тебя монахи-инквизиторы, кричи еще громче: «Создатель наш, вино в своем стакане сотворяющий, верую в тебя и в наместника твоего земного – святейшего Куделафия Окстийского! Люблю тебя и Куделафия со страстью непреодолимой! Рабствую истово перед тобой и перед солнышком Окстийским, небушком нашим, хлебушком и родителем ласковым!». Разумеешь?