Вздохнув, я обратился к более ранней памяти, и мое сердце сжала ледяная рука. Бедный Добби. Как я мог с ним так поступить? Нужно будет обязательно похоронить его останки. Но что заставило меня так сделать? Я помню, как решился подчинить себе источник Блэков. Какая глупость и самоуверенность! Тем более, «подчинить» не то слово, теперь это понятно, но сейчас не об этом. В самый ответственный момент в зал с камнем вбежала Гермиона, это даже хорошо, без нее я бы, наверное, сошел бы с ума окончательно. Она стала для меня точкой опоры и, вероятно, я для нее. Прислушавшись к себе, я попытался восстановить воспоминания прошлых жизней. Или параллельных? Или вообще гипотетических? Да, собственно, какая разница, я не вспоминал их, я проживал эти жизни, как свои собственные. Вспомнить я смог только несколько. Ужасно страшные моменты рождения и не менее отвратительные мгновения смерти. Меня передернуло, когда я вспомнил, как меня подхватила возбужденная религиозным экстазом толпа. Даже к лучшему, что сознание заблокировало опасные воспоминания, я даже читал о подобном психологическом феномене. Не уверен, что могу осознать их все сразу, но постепенно я приду к этому.
Натянув халат и тапочки, я спустился в гостиную и обнаружил посреди комнаты большой искромсанный камень, покрытый почти ровным слоем субстанции неопределенного цвета и состава. От пола по камню шла весьма значительная трещина, а в стенах торчали неровные куски величиной с кулак. По полу были раскиданы осколки то ли бутылок, то ли склянок от зелий, некоторые из них окружали лужи крови. Другой мебели в комнате не было, она, вероятно, была выброшена в разбитые окна. Гобелен с семейным древом Блэков был наполовину оторван от стены и свисал до пола неровными частично подпаленными лохмотьями. В камине мирно тлел увесистый фолиант, на обложке которого еще можно было прочитать «Чистокровные семьи Британии», он был подозрительно мокрый и явно не подлежал восстановлению. Мне неожиданно вспомнилось, как неожиданно мне стало холодно из-за разбитого окна, и пришлось растопить камин первым, что попалось под руку.
Немного посмотрев на это великолепие, я решил, что вечер явно удался, и мы славно побузили. Закрыв немного потрепанную дверь в гостиную, я пошел по коридору к входной двери. Мне нужно было срочно убедиться, что небо еще не рухнуло на землю, и локальный апокалипсис ограничивается только одним домом. Настроение постепенно улучшалось. Добби, конечно, жалко, но, учитывая обстоятельства, это можно назвать минимальными потерями. На его месте могла быть Гермиона или я, или вообще кто угодно.
В коридоре на полу обнаружились растерзанные в клочья портьеры, которые закрывали портрет Вальбурги Блэк. Отделить портрет от стены мы так и не смогли, зато наложили на него качественные заглушающие заклятья, так что пожилая дама нас обычно не особо беспокоила. Переведя взгляд на стену, я обнаружил, что портрет, в отличие от фамильного гобелена, почти цел. Парочка незначительных подпалин и кусок рамы, торчащий из стены прямо через картину, можно не считать. Сама Вальбурга тоже выглядела потрепанной, но вполне живой, если можно про нее такое говорить.
—Доброе утро, — вежливо поприветствовал ее я, поразившись собственному охрипшему голосу.
—Доброе. Как Ваше самочувствие, господин? — настороженно спросила она, прижавшись к одному из краев картины.
—Замечательно, — я слегка удивился обращению, но не стал вдаваться в подробности, по крайней мере, она больше не раздражает мой слух. Этим утром я был до невозможности беспечным.
Открыв дверь, я вышел на крыльцо и сладко потянулся в лучах теплого утреннего солнышка. Было позднее утро, стремившееся к полудню, но свежесть пока еще чувствовалась. С наслаждением вдохнув, я каким-то образом почувствовал, что Гермиона скоро проснется. Прислушавшись к себе, я понял, что могу узнать все, что происходит в доме. Еще одно подтверждение удачного завершения авантюры.
Вбежав по лестнице, я увидел ворочающуюся в ворохе постельного белья Гермиону. В ее глазах пока не было полной осмысленности, так что я влил в нее несколько восстанавливающихся зелий, понимающе усмехнулся на обалдевшее выражение лица и довел до душа.
Спустившись на кухню, я, наконец, осознал, что не только я знаю о всех ее мыслях и чувствах, но и она о моих. Сейчас я не испытывал хорошо запомнившейся радости, которая охватила меня в момент единения. Я был несколько не уверен, как она отреагирует на некоторые мои мысли, но ее поддержка была мне необходима.
Читать дальше