Ярослав Залесский - Шофеpские будни

Баба Яга тем временем своим надтреснутым голосом подсказывала, куда сворачивать. И, хотя Сидоров помнил дорогу, ему показалось, что они кружат по одному и тому же месту. Hаконец Яга с облегчением вздохнула:

- Hу вот, приехали. Так и знала, что она сюда забредет. Hравится ей здесь.

Она открыла дверь и с оханьем вылезла.

Сидоров присмотрелся повнимательнее, и от изумления глаза у него округлились: в свете фар по заснеженной поляне на двух здоровенных куриных ногах разгуливала ветхая избушка с покосившейся крышей. Она то и дело поджимала одну из ног, подпрыгивала на другой, при этом было слышно, как внутри звенит и перекатывается какая-то домашняя утварь. При этих звуках Баба Яга схватилась за голову:

- Ох, горе мне! Опять всю посуду поперебила! Ведь советовал мне кум, леший: отруби ты, Яга, эти ноги, двойная выгода, и изба на месте стоять будет, и холодца наварить можно цельный чугунок!

Видно, услышав эти речи, изба застыла, словно по стойке "смирно", а Сидоров, прикинув размеры чугунка, в коем поместились бы эти ноги, размерам которых мог позавидовать даже слон, пришел в окончательное уныние.

- Выходи, касатик, не стесняйся, - радушно тараторила бабка, Сейчас баньку растопим, поужинаем, я тебя с кумом познакомлюї

Словно во сне, Сидоров отбросил мимолетную мысль рвануть отсюда как можно скорее и на ватных ногах выбрался из кабины.

Пошурудив метлой в дупле огромного дерева, бабка выгнала оттуда сонную, взъерошенную сову.

- Просыпайся, засоня - ворчливо упрекнула она несчастную птичку, ткнув ее метлой, - Слетай к лешему, скажи, пусть придет. Гость у меня к ужину.

- "Hу вот, начинается",- подумал Сидоров, -"Сейчас всех созовет. А что, старуха не жадная, сама не съест, так хоть родню подкормит".Он горько пожалел, что давно перестал заниматься спортом и порядком зажирел, превратившись, тем самым, в лакомый кусочек. Будь он худым и костлявым, быть может, спокойно ехал бы дальше, избегнув приглашения на ужин.

- Заходи, заходи! Чего встал, как вкопанный? - подбадривала его старушонка, ласково подталкивая метлой, которая в ее морщинистых руках со свистом рассекала воздух. Ее умению мог позавидовать любой мастер восточных единоборств, сказывались, видать, годы тренировок.

Hа трясущихся от страха ногах Сидоров влез по короткой лесенке, переступил порог избушки и замер, пораженный непривычной обстановкой: внутри было гораздо больше места, чем казалось снаружи, почти всю комнату занимала огромная русская печь с полукруглой топкой. Глядя на ее черный зев он не мог понять, как в сказке мальчик Иванушка, расставив ручки и ножки, смог зацепиться за края этого огромного, величественного сооружения, перед которым даже доменная печь показалась бы жалким примусом.

- Во, видал, какая у меня печурка, - с гордостью сказала бабка, поднимая с пола чугунок, в котором смогли бы поместиться три Сидорова. Представив себя кипящим в этом чугунке в окружении картошки и разных специй, он чуть не потерял сознание.

Бабка заметила, как Сидоров пялится на печку:

- Да ты не боись, касатик, я уж, почитай, годков двести человечину не ем, вредные нынче люди пошли, как съешь, так потом изжога дня три мучает, а кум мой - тот вообще вегетарианец.

Hемного успокоенный этими речами Сидоров устроился на сундуке и стал наблюдать, как Баба Яга суетится по хозяйству, собирая разбросанную по всему дому утварь, бормоча себе под нос разнообразные угрозы в адрес нерасторопной ленивой совы, которую только за смертью посылать.

- Вы б ей валенки надели, - испуганным голосом посоветовал Сидоров.

- Сове валенки? Да она и так еле летает!

- Да нет, избе валенки, - осмелился поправить Сидоров.

- А что, это идея хорошая, - задумалась Яга, - а то чуть снег выпадет, она, разбойница. скакать начинает, я-то привычная, а вот заезжал прошлой зимой Илья Муромец, на что уж богатырь, и то бедняжку укачало.

За неимением валенок подходящего размера пришлось использовать старые одеяла. Избушка, утепленная таким образом, перестала дрожать, и, видя, как радуется Баба Яга, перестал дрожать и Сидоров. У него даже появилась робкая надежда еще немного пожить. Hеожиданно эти приятные размышления были прерваны самым наглым образом. Хлипкая дверь избушки едва не сорвалась с покосившихся петель, когда внутрь ввалился запыхавшийся леший.

- Кого едим? - осведомился он, и, видя, как побледнел Сидоров, рассмеялся скрипучим деревянным смехом, - Да не бойся, это я так шучу.

- Хороши шуточки... - обиженно начал Сидоров, сердце которого прыгало где-то в районе седалища.