Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 2

- А... а почему нельзя сделать многоразовый? – наконец оправился от испуга Авруг.

- А потому что для полного восстановления физического тела нужна мана. Много маны. Откуда ее брать? Подзарядиться от носителя уже не выйдет – ведь он мертв.

- А нельзя ли использовать Накопитель? – предложил Авруг.

- Можно, - кивнул Россильяни. – Я и использую. Вот он.

Волшебник щелкнул по латунному диску, и тот завертелся между пальцев. По стенам побежали крошечные огоньки, а в ауре замелькали так хорошо знакомые флюиды.

- А нельзя ли в таком случае сделать так, чтобы он был привязан к какому-нибудь стороннему источнику? – задумался Авруг. – Удаленному.

- А вот это, мой дорогой обезьян, очень хороший вопрос, - поднял палец Россильяни. – Я уже думал об этом, знаешь ли, но все как-то не складывалось. А вот сегодня за чаем, кажется, понял, как нечто подобное можно воплотить. Ты будешь помогать. Не возражаешь?

Конечно же, Авруг не возражал. И следующие несколько дней он бегал по Чудесному Лесу за травами, цветами, кореньями, грибами. Профессор Россильяни мог вырастить на своей территории любое растение, в том числе такое, каких больше нигде не сыщешь. Мог придать им самые разные волшебные свойства.

Так он и колдовал. Речь не о повседневной магии, конечно, а о всяких специальных проектах, с которыми даже лауреату первой степени приходится повозиться. Сначала Россильяни выращивал нужные растения, а потом варганил из них зелья, мази, пасты, порошки. Делал снадобья, обращающиеся волшебством неслыханной силы.

- Прихвати еще вон ту наперстянку, - раздавался голос прямо из воздуха. – Ту, что с золотистыми стебельками. И не повреди корешков.

За некоторыми растениями топать пришлось далеко. Весь огромный Чудесный Лес был для Россильяни чем-то вроде личного сада. И, как любой хороший садовод, он тщательно выбирал для своих саженцев делянки.

Одни размещал поюжнее, на границе с Элементарией и древней стихийной магией. Другие позападнее – там, где протекала огромная река и начиналась Марайзия, страна болотников. Третьи посевернее – на окраине, где его волшебство слабело. Четвертые – в самом центре, чуть ли не под корнями у гигантской грамадеваты.

Россильяни творил в этот раз нечто очень особенное, поэтому сочетание травок требовалось очень сложное. Сотни разных астральных рисунков, которым предстояло собраться в безупречный узор.

Волшебный котел забурлил уже на третий день. Все новые и новые растения отправлялись туда, а Россильяни разбавлял их субстанциями, что выжимал из эфирных потоков. По сути он просто заряжал свое варево маной, но это же только так говорится: «зарядить маной». На самом деле процесс куда хитрее. Он чем-то сродни столь любимой волшебниками игре в манору – бесчисленные капли маны нужно выстроить в нужном порядке, чтобы получилась многоцветная картина...

- Слушай, Янгфанхофен, ты кому это все сейчас объясняешь? – перебил Дегатти. – Я преподавал в Клеверном Ансамбле, я знаю, как работает магия. И Бельзедор, что-то мне подсказывает, тоже знает.

- Дегатти, ты портишь мой рассказ, - упрекнул Янгфанхофен. – Детали важны. Подробности важны. Я же не могу каждый раз заменять их фразой: «Но это все вы и так знаете, так что пропустим». Позволь мне рассказывать историю так, как я считаю нужным.

Итоговый результат не был зельем или какой-нибудь волшебной пылью. Да, в котле пузырилась зеленоватая жидкость, но суть заключалась не в ней. Она была лишь вместилищем магии, как кусок плоти на двух ногах – лишь вместилище бессмертной души.

Авруг был ужасно горд, что помогает наставнику в таком важном деле. Не изменяя своим привычкам, Россильяни после обеда прилег отдохнуть, а практиканта оставил наблюдать за котлом. Вооружившись огромной мешалкой, Авруг описывал круги в должном порядке – девять по часовой стрелке, потом десять против. Повторить.

И следить за огнем – тот не должен погаснуть, но и не должен усилиться. Дров там, к счастью, не было, пламя горело само собой. Авругу требовалось лишь слегка на нем концентрироваться, чтобы поддерживать стабильность.

Он очень старался делать все правильно. Ему хотелось, чтобы профессор им гордился. Чтобы по окончании полевой практики Россильяни как-нибудь упомянул в беседе с Уль-Шаамом: «Знаете, у меня было немало учеников, но Авруг был самым лучшим».

- ...самым лучшим!.. – восторженно воскликнул Авруг, замечтавшись.

Он нечаянно взмахнул рукой. Слишком отчетливо представил, как жестикулирует Россильяни, рассказывая Уль-Шааму о своем практиканте.