Дамир Хакимов: Все Засохло !

Пытали его говорят. Федю видел - он теперь начальник. - Федя? Да он с год уже начальник, - тихо сказал дед. - Какой Федя? - поинтересовалась старушка Так они и разговаривали с минуту: Стародубов - скороговоркой, его отец спокойно и тихо, а мать все больше задавала короткие вопросы. "Вы тоже с милиции? Вы женаты? Жень, когда теперь приедешь? Машину не будете закрывать?" Потом пригласили в кухню: "хоть яичницей перекусите, да сейчас салатику нарежу". Акимов вошел в кухню и сразу попал в летнее царство пищи и пития. Зимой такие кухни хранят в себе садовые инструменты и закатки, иногда спасаясь от снега и холода в них забираются домашние коты. Акимов сразу оказался на табуретке у стола и чтобы не выдать свой голод, стал оглядываться вокруг и прислушиваться к летним деревенским звукам. Кроме щебетания птиц и звенящего зноя он услышал овечье блеяние и едва слышные звуки рояля, доносившиеся из репродуктора. Отчаянный пианист изо всех сил бил по клавишам пытаясь прорваться сквозь слишком тихий для его музыки динамик, и словно не понимая, почему его музыке предпочитают шипение яичницы и стрекотание кузнечиков. Когда он уставал, его место занимала женщина, ласковым и нарочито тихим голосом пытаясь соблазнить слушателей прибавить звук. Затем ее снова сменял пианист, затем снова женщина, и так они продолжали, не в силах ничего поделать с ручкой громкости. Ручные неназойливые мухи исследовали своими хоботками поверхность стола. Когда какая-нибудь наглая забиралась в открытую сахарницу, старушка прогоняла ее морщинистой ручонкой, говоря: "Кышь!". Обиженная муха улетала и старалась своим поведением показать свою чистоплотность: потирала лапки, чистила крылья, умывала сетчатые глазки. Дамир оглядывал кухню. Стекла были закрыты от солнца газетами и плакатом какой-то партии, лидер которой вниз головой взирал на стоявший на подоконнике цветок в горшке. Электропроводка на фарфоровых роликах не отличалась особой чистотой, но была проложена местным умельцем аккуратно, с любовью к электротехнике и ее первооткрывателям: Герцу, Вольту и Амперу. У входа, на полу, лежал связанный из старых лоскутков коврик с закругленными краями. Вообще, пол вровень с землей, сетки в половине окон вместо стекол, создавали впечатление, что кухня эта - всего лишь часть двора отделенная стеной, или часть неба отделенная крышей. У стенки стоял старый застекленный ("Как же он называется?" - думал Дамир, - "Трюмо?") шкаф, с тремя ящиками внизу. За стеклом стояли небольшие, расписанные как глиняные игрушки, тарелочки и огромные бокалы с причудливыми ручками. Стеклянная салатница, из-за толщины своей зеленого цвета, имела нерезкие от времени грани. "Сейчас я вам салатика нарежу"- сказала старушка, вспорхнула и через минуту на столе оказалось множество помидоров и огурцов, которые она аккуратно резала металлическим ножом с узким, сточенным лезвием. Hа сковороде шипела яичница. Hа столе, на тарелочке лежали белые куски вареной рыбы. - Если бы вы заранее предупредили, я бы вам приготовила чего-нибудь, оправдывалась старушка. Съев яичницу, салат и рыбу принялись пить горячий чай с повидлом и вареньем. Пока ели старушка с дедом сменяли друг друга у стола, каждый угождая чем-нибудь: пододвигали салатницу, нарезали хлеб, предлагали рыбу, яблоки в дорогу, помидоры. От арбузов отказались. Дед говорил о том что закончил с сенокосом, собирается завтра на рыбалку. Старушка рассказывала о помидорах, которые вянут от жары, о перезревших яблоках. Стародубов говорил о ценах на бензин. Дамир молчал. Уходя он оглядел кухню, вздохнул, заметил в углу маленький образок и подумал: "Спаси их, Господи!"