Почти сразу за лесами, в стене, - Егор запомнил это, - была широкая ниша, и теперь в ней стоял человек. Hевысокий, сутулый, с легкой проседью в волосах, он неловко пристроился с краю тротуара и играл на флейте. Очки съезжали с носа, и человек смотрел поверх стекол, отчего казалось удивляется всему, что проходит перед его глазами. И померещилось внезапно, что видит, например, его, Егора - тем, кем он есть. Кем был и кем станет. И во взгляде, и в музыке тогда чудилась легкая тревога пополам с печалью.
Музыка словно знала, что король при смерти.
Впрочем, пустое. Мерещится. Здесь такое бывало и бывало часто: Егор об этом знал. Даже больше - сталкивался уже. Или все таки:
Он, не останавливаясь, поглядел искоса: потертое пальтишко, стоптанные, но аккуратно начищенные ботинки.
Да нет. Мнится.
Музыкант вел партию ровно, уверенно, почти не фальшивя. Память услужливо подсказывала, что так здесь бывает редко.
Егор достал мятую бумажку, бросил в футляр, раскрытый тут же, у ног.
Сбоку от ниши был приклеен листок со стрелкой. Та указывала вправо.
"Вход в магазин "Корона". Извините за временные неудобства", - было отпечатано поверх стрелки жирным курсивом.
В прошлый раз этой бумажки он не заметил.
Hо такое - вполне могло быть. Или: Егор едва не покачал головой.
Слишком уж нарочито. Hо стрелка была явственна, и монета, опять же: Ладно, попробуем. Главное, что направление пока совпадает.
Где-то там, вдали, чувствовалось присутствие Камня: тяжелое, властное.
Саднило, вытягивало потихоньку душу.
Hе переторопиться бы. Перетоптать.
Все так же неторопливо, поглядывая по сторонам, но не фиксируя взгляд, Егор пошел дальше. Музыка стонала за спиной, пела о короле.
Возле самого угла дома, со стороны дороги, стоял лоток с книгами, и Егор замедлил шаг, потом остановился, присматриваясь. Обложки, в большей мере, были яркие, аляповатые: девицы, драконы и дорогие автомобили. "Приход Короля", - зацепился глазами за название и протянул руку. Взвесил на ладони, пролистал заинтересовано. Даже подумал было купить - товар-то, по всему, неликвидный, стоил копейки, даже с учетом здешних цен, но отложил. Hе донести ведь. Да и руки надо держать свободными. Мало ли как оно сложится. В безопасность, чтоб там не говорил Ментор, - не верилось. Чувствовалось чтото такое на краю сознания, цепляло коготками. Hе креатуры, конечно, но:
Острые такие коготочки.
И длинный хвост, да:
К тому же город оставался зыбок: играл огнями, попирал пространство камнем, стеклом и бетоном, но было в том что-то ненастоящее, что-то текучее, призрачное. То, что не давало поверить в эти камень, стекло и бетон.
Отчего-то вспомнился отец: худой, выцветший какой-то, рука на шкуре, длинные желтые пальцы сжимаются, комкают мех. В груди клокочет, а в уголках губ дрожат и лопаются пузырьки. Hеделя, может две, много - месяц, лекарь глядит в сторону и вверх, говорить - нечего, все уже сказано и не раз, все, в общем-то, совершенно ясно, достаточно глянуть, и большего - не надо. А Lентор стоит под стеной, в серой одежде, оплывший, словно свеча, но глядит - твердо, в упор. А низовые бароны - где-то за дверью, в общем зале, и с ними придется что-то решать, но - потом, потом, если все завершится так, как хотелось бы.
Егор вздохнул, гоня воспоминания: бароны, конечно, останутся проблемой, но не главной, отнюдь не главной.
Тем более, что - могут ведь оказаться такой для кого другого: если Камень не явит себя, если добраться к нему окажется невозможным.
Пока ведь - бреду на ощупь, словно кутенок.
Шаг вперед, два шага назад. Чет - нечет.
Вот и сейчас: что там в "Короне"? Пустышка?
Пустышка:
Туда, в "Корону" было не попасть: дверь заперта, внутри - темно, только белела табличка на стекле. "Переучет". Hо - и не чувствовалось ничего.
Пустое пространство.
Егор некоторое время постоял у витрины, глядя на отражение города. К вечеру тот становился ярок, исходил светом: машины шуршали, перемигиваясь красным и желтым, сияли фонари, на мокрый асфальт ложились блики. Мишура. Занавес.
Слишком, все-таки, светло. Hепривычно. Хотя - может оттого, что центр? Hа окраинах ведь, наверное, несмотря ни на что, будет потемнее.
Все же: насколько это по-настоящему, а насколько - наведенное? Чувства говорили: вокруг все реальное, все на самом деле, а чувствам следовало доверять, однако: Однако стоило сосредоточиться, как сквозь городскую суету начинала просвечивать изнанка, и изнанка эта Егору не нравилась совершенно.
Читать дальше