Джеральд О'Фаррелл - Великая мистификация. Загадки гробницы Тутанхамона

Однако едва Лако приступил к своим новым обязанностям, он повел себя совершенно иначе. Дело в том, что это был высокообразованный археолог, да к тому же французский иезуит, одержимый просто маниакальной страстью к тому, чтобы ситуация была предельно ясной. Он категорически восстал против практики, когда состоятельные иностранцы могли вести в Египте раскопки где угодно и забирать себе все, что хотели, а египетские власти при этом закрывали на все глаза. По его мнению, времена для подобного отношения к историческим ценностям прошли, а археологов надлежало строго контролировать и не позволять вести раскопки без присутствия инспекторов, вне зависимости от того, кем эти археологи являлись — британскими пэрами, либо американскими миллионерами. Лако объявил, что отныне и впредь Египетская служба древностей сначала будет решать, что желательно оставить в ее распоряжении, и лишь потом все оставшееся будет делиться между теми, кто нашел артефакты. Кроме того, он объявил о том, что настала пора более точно определить, что подразумевается под «непотревоженными захоронениями» [162] Hoving, Tutankhamun: The Untold Story, New York, 1978, pp. 64-5. . Для Картера с Карнарвоном эта новость оказалась ужасным потрясением, и они сразу и безоговорочно возненавидели Лако. Картер для себя тут же решил, что это противник, который не отличается высоким интеллектом, однако очень скоро ему пришлось убедиться в том, насколько такое суждение неверно.

В 1914 году, когда Картер и Карнарвон, по всей видимости, впервые открыли гробницу, Масперо еще находился на своем посту, и единственное, о чем компаньонам приходилось беспокоиться, это о том, чтобы усыпальницу Тутанхамона не признали «непотревоженным захоронением». Напомним: если гробница не имела этого статуса, археологи могли претендовать на половину находок, которые они посчитали бы необходимым предъявить властям. А поскольку Картер с Карнарвоном собирались изъять большую часть содержимого усыпальницы и лишь потом объявить о своем открытии, то им в конечном итоге принадлежала бы большая часть сокровищ. Но Лако повел себя так, словно собирался встать между ними и их «призом». Предполагаемые перемены не на шутку встревожили и правление Метрополитен-музея, поскольку оно опасалось, что непрерывный поток артефактов из Египта может иссякнуть у них на глазах. Поэтому директора музея начали предпринимать отчаянные попытки сохранить статус-кво, чтобы и дальше получать львиную долю трофеев от раскопок в Долине царей и личных находок, которые дельцы вроде Картера переправляли в Штаты.

В то же самое время Картер и Карнарвон желали прославиться находкой неразграбленной гробницы фараона, поскольку подобное событие еще ни разу не было зафиксировано в письменной истории исследований. Но здесь надлежало самым тщательным образом выбрать способ, каким они смогли бы сделать такое сенсационное «открытие» и в то же время не отдавать все найденные артефакты целиком в руки Лако.

С этой целью они, как я полагаю, и решили сделать так, чтобы все выглядело, будто гробницу ограбили еще в древности. В этом случае вполне можно было представить дело таким образом, будто найденное захоронение не является «неповрежденным», но после ухода «грабителей» его, якобы, никто больше не посещал в течение трех тысячелетий. Убедить посторонних в том, что грабители таки посетили гробницу, не составляло труда, поскольку компаньоны сами ее и ограбили. Проблема заключалась в том, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что с момента ограбления прошло почти три тысячи лет.

В своей книге «Гробница Тутанхамона» Картер заявляет, что во времена правления XVIII династии ни одна гробница ее правителей не была ограблена, поскольку сами фараоны и их наследники обладали огромной властью и трепетно относились к охране гробниц своих предшественников. При этом он ссылался на то, что в документах, сохранившихся от XVIII династии, не имеется упоминаний о разграблениях царских усыпальниц, зато они во множестве встречаются в письменах, относящихся к XIX, XX и XXI династиям. Кроме того, он утверждал, что нашел отпечаток печати как раз времен правления фараона Рамсеса VI [163] Ibid., pp. 123-5. . Причина таких довольно неубедительных аргументов лежит на поверхности: если власти решат, что гробница была ограблена во времена правления XVIII династии, то они смогут считать ее «непотревоженной» с тех самых времен — следовательно, все содержимое станет собственностью египетского правительства. Другое дело, если ее ограбили несколько позже: в этом случае половина найденного будет принадлежать тем, кто ее нашел.