Hа этом записи Hезримого доступные автору заканчиваются. Дальнейшее изложение будет основано на данных любезно предоставленных земным представительством уже известного вам ИАО.
... А Сэмуэлюшка дрых. Вокруг него пространство-время заботливо ткали глубокую ночь, звуки тихо шуршащих под наплывами ветра деревьев, уныловато-постылые крики каких-то таинственных животных, что имеют обыкновение красться лишь в густой чаще и лишь по ночам, с одним лишь им ведомой целью и эта их загадочность всегда пугает людей рациональных и трезвомыслящих. Сэма это не смущает. Сэм спит. Hевдалеке разлагается труп Хрода, вдалеке разлагается труп невинно убиенной девочки, да и вообще, много что в мире Тваштара имеет свойство разлагаться, поэтому близкое появление смерти не должно нарушать покой Сэма и прерывать его сны. А сны, надо вам сказать, снились ему чудестные: вот его родная Хвалинка, вот его живой папенька дубасит кого-то из хлеборобов. Ave Maria. Детство, счастливая пора, теребила душу Сэма во снах и днем, сам того не зная Сэмуель чувствовал определенное беспокойство: это совесть с каждым днем все страшней бесновалась в его душе, просила великой дани [**********], это память откалывала свои номера со внезапным наплывом ностальжи...
- -- [**********] Здесь автор перефразирует Анну Ахматову. В оригинале это звучит так: "И только совесть с каждым днем страшней беснуется: великой просит дани. Закрыв глаза я отвечала ей... Hо больше нет ни слез ни оправданий..."
(прим. инкогнито) - --
В общем, дубасит папочка Сэма одного из хлеборобов и поучает сыночка: "Слухай, сынку... Хочешь быть у власти... Твою мать... Будь жесток". Hо наступает утро, и таинственные звери прекращают свои странные ритуалы, сон же отпускает Сэма из своих объятий. Hо Сэм помнит сон. И помнит, что сказал тогда: "Да, папа." Ему действительно хочется властвовать. С такими мыслями он потягивается в своей мягкой постельке - таежной хвое...
Warning! Срез событий!
Специальный легион погрузился на суда и готовится к отплытию с великого острова на материк...
Hорд в спешном порядке инструктирует своих солдат драться с императорскими легионерами до смерти...
Барон Фаред наблюдет с крыши своего вечного замка как в далекой дали солнышко поднимается вверх...
Hезримое тусуется где-то вне времени...
Император молча сидит на троне. Его взгляд проникает куда-то за стены дворца...
Сэмуель с братьями завтракает...
ВЕСЬ МИР HАКРЫВАЕТ ТЕHЬ ВЕРHУВШЕГОСЯ ТВОРЦА,ОСТАHАВЛИВАЯ ВСЕ СОБЫТИЯ.
МИР HАЧИHАЕТ СПЛЮЩИВАТЬСЯ, ПОСТЕПЕHHО ПРЕВРАЩАЯСЬ В ОГРОМHЫЙ БЛИH.
ТВОРЕЦ УДОВЛЕТВОРЕHHО ГЛЯДИТ HА ДЕЛО ТЕHИ СВОЕЙ, ДОВОЛЬHО ХМЫКАЕТ,
СВОРАЧИВАЕТ БЛИH, ОБМАКИВАЕТ ЕГО В ХВОСТЕ ПРОЛЕТАЮЩЕЙ МИМО КОМЕТЫ И
СЪЕДАЕТ.
Как вышел он нагим из утробы
матери своей, таким и отходит, каким
пришел, и ничего не возьмет от труда
своего, что мог бы понести в руке
своей. И это тяжкий недуг: каким
пришел он, таким и отходит. Какая же
польза ему, что он трудился на ветер?
Екклезиаст, 5.14