Алексей Олейников - Слово для дракона

Алексей Олейников

Слово для дракона

Солнце уже коснулось порыжевших верхушек вековых елей, когда на заброшенной дороге показался путник. Он бодро шел, опираясь на посох, слушая вечерние трели птиц и оглядывая лес близоруко сощуренными глазами. На лице его блуждала легкая светлая улыбка, за спиной приютилась полупустая котомка, а у пояса был подвешен странного вида нож, похожий на римский гладиус. Собственно, это и был гладиус.

Синие лесные сумерки постепенно окутали дорогу, птицы замолкли, устраиваясь на ночь, а путник все шел. Давно надо было остановиться на привал, развести костер и приготовиться к беспокойной ночи в диком варварском лесу, но странник продолжал свой путь. Казалось, его ничуть не пугала подступающая темнота и опасности, таящиеся в ней.

Издалека донесся звонкий собачий лай и странник ускорил шаг. Чуть погодя в воздухе потянуло теплым хлебным дымом и прочими домашними запахами и, поднявшись на пригорок, путник увидел внизу тусклые огоньки подворья. Он поудобнее перехватил посох, поправил сползшую с плеча лямку котомки и начал спускаться.

Когда он уже подходил к массивным дубовым воротам, темное ночное небо перечеркнула огненная полоса и, затмевая редкие проблески ранних звезд, скрылась за лесом. Путник задумчиво проводил ее взглядом. Отражение небесного огня на один краткий миг расплескалось в его светло-карих, почти янтарных глазах, закрутившись вихрем иного, куда более яркого пламени..Но миг прошел, как вздох, и в глазах по-прежнему отражались лишь мерцающие северные звезды. Путник покачал головой и, усмехнувшись, шагнул к воротам.

Створки вздрогнули от мощного удара изнутри, и радостный хриплый лай возвестил, что псы почуяли чужого.

Резкий окрик хозяина заставил их умерить свой пыл, но псы продолжали рычать вполголоса, показывая, что они на посту и не дремлют. Послышались приближающиеся шаги и за воротами недружелюбно поинтересовались:

- Кого это там лешие, на ночь глядя, принесли?

- Пустите переночевать одинокого странника, люди добрые, Ночь темна, а лес полон опасностей. Я вам не помешаю и уйду с рассветом. А за ночлег заплачу - отозвался не смущенный таким приемом путник.

Славянская речь в его устах имела легкий, едва уловимый привкус Солнца, моря и оливок. Скорее всего, родным языком странника был греческий. Да и сам он был черноволосый, смуглый, прожаренный насквозь жарким южным солнцем, непонятно какими судьбами оказавшийся в этом северном краю.

Одни только глаза были несхожи с темными, подобными спелым маслинам, глазами эллинов. Нет таких глаз на юге. Нет и все.

- Заплатишь? - задумались за воротами. - Ну, ежели так, заходь, странничек.

Отодвигаемый засов глухо пролязгал и слева от ворот медленно приоткрылась маленькая резная калитка. В образовавшийся проем тут же протиснулась серая лобастая голова и, коротко утробно взрыкивая, один из псов рванулся к ненавистному чужаку, сопровождаемый одобряющим многоголосьем других. Вслед ему метнулся запоздалый хозяйский крик:

- Куда, Черныш?! Назад!

Странник быстро присел на корточки и, с улыбкой глядя на оскалившегося пса, вытянул вперед левую руку.

Серый, с черными подпалинами на спине и боках, волкодав резко остановился, словно врезавшись в незримую стену, а затем, неуверенно взмахнув хвостом, осторожно подошел и ткнулся холодным мокрым носом в ладонь путника. В желтых волчьих глазах его явственно читалось изумление.

Мгновенное превращение врага в друга явно выбило пса из колеи. Странник засмеялся и, потрепав лохматый загривок, шагнул вперед.

Но остановился, натолкнувшись на взгляд застывшего возле распахнутой калитки хозяина.

Нехороший взгляд.

Словно пронзительная синь молнии метнулась из-под густых бровей, ударила в безмятежный янтарь и... без всплеска ушла в глубь.

Ни волны, ни ветра.

Тишина.

Первым в этом странном поединке, где был всего один сражающийся, сдался владелец собак. Он перевел взгляд на волкодава и рявкнул:

- Черныш, ко мне!

Пес с сомнением посмотрел на него, затем взглянул на путника, словно выбирая, кто лучше.

- Сюда, Черныш, псина ты тупая! - багровея, проорал хозяин.

Пес виновато взглянул на нового друга, и, понурив голову, побрел шаркающей походкой смертельно измученной собаки к хозяину. Из последних сил дотрусив, он рухнул от изнеможения у хозяйских яловых сапог, уронил голову на толстые мохнатые лапы и устало прикрыл глаза.