Лин фон Паль - Тайны скрытого управления людьми

Надо полагать, что определенную роль в этом сыграли внешний вид незадачливого пассажира, явно не похожего на бомжа-пропойцу, и его хотя и весьма помятый, но явно дорогой импортный костюм. Вскоре стражи порядка убедились: перед ними сидит человек образованный и культурный, но с явными признаками потери памяти. Он не помнил ничего до того момента, когда проводница поезда «Волгоград — Москва», растолкав спящего пассажира перед самым Камышиным, помогла ему быстро собрать разбросанные по купе вещи и буквально вытолкнула из тамбура на перрон вокзала: «Твоя станция! Иди с Богом!» На все вопросы милиционеров мужчина отвечал: «Извините, я не знаю… Не помню… Забыл».

Было видно, человек не врет, он искренне переживает, что оказался в чужом городе без документов, без денег и самое страшное — с напрочь стертой памятью. Впрочем, незнакомца ждало еще одно весьма неприятное потрясение. Когда ему предложили подписать составленный с его же слов протокол, он с ужасом понял, что не может ни читать, ни писать. Глядя, как переживает случившееся заявитель, милиционеры поняли — произошло ЧП: либо избили бедолагу так, что отшибли всю память, либо накачали наркотиками. Пусть с ним лучше разбираются медики — решили они.

Но после трех дней пребывания в Центральной городской больнице «рассеянного гражданина» вопросов стало еще больше. На теле пациента не было никаких следов насилия, а в крови — известных науке препаратов или наркотиков, способных парализовать память. К тому же он обладал отменным для его возраста здоровьем и вел себя на удивление адекватно.

С диагнозом «физически здоров» медики ЦГБ вернули подопечного милиции, посоветовав определить его в камышинскую психиатрическую больницу: «Авось там чего накопают специалисты по сумеречному состоянию души».

В течение трех месяцев врачи камышинской психиатрической больницы безрезультатно пытались помочь Питеру обрести свое «я». Наконец медики решили прибегнуть к трудотерапии. Понимая, что «мышечная радость» является последним шансом обрести себя, Питер работал как одержимый. За больничной оградой, где давно уже намеревались разбить сад, стояли вековые высохшие вязы, которые вряд ли смог бы выкорчевать даже мощный бульдозер. Все они пали жертвой трудового энтузиазма немца, вооруженного лишь пилой и лопатой.

Когда с вязами было покончено, «Потеряшкин» навел идеальный порядок в хозскладе больницы и превратился в незаменимого помощника поваров на кухне. Очень скоро интеллигентный, добродушный, отзывчивый и необычайно трудолюбивый пациент стал всеобщим любимцем. И только затаенная боль в глазах выдавала горестные переживания. «Не бойся! — старался успокоить его всякий раз главный врач больницы Виталий Балезин. — Все у тебя сложится. Для этого нужно только время и уверенность в собственных силах!»

Вместе с тем главврач отлично понимал, что для социальной адаптации его пациента потребуется как минимум снести горы чиновничьего равнодушия. Ведь, выйдя из стен больницы, «Потеряшкин» где-то должен жить и работать. В общем, особенно не рассчитывая на какое-то чудо в изменении судьбы любимца больницы, главврач вел переговоры с руководством сразу нескольких предприятий Камышина о временном трудоустройстве «одного своего ну очень хорошего знакомого». Впрочем, этого, к счастью, не потребовалось.

Здесь надо отдать должное следователю Петровальского линейного отделения внутренних дел Александру Назаркину — человеку, неравнодушному к чужой беде.

Пока «забывчивый гражданин Потеряшкин» лежал в местной «психушке», Назаркин не терял времени зря: опрашивал проводников поезда «Волгоград — Москва», делал соответствующие запросы в УВД всех крупных городов страны. И когда у другого следователя уже опустились бы руки, Александр решился на неординарный шаг. Он выслал фото незнакомца в адрес телевизионной передачи «Жди меня».

Совершенно случайно увидев в российской телепередаче «Жди меня» российского «Потеряшкина», соседка Питера Флека тут же сообщила об этом его родным. Тотчас в далекий Камышин отправились жена Питера, его брат и близкий друг. Встреча родственников заставила прослезиться не только их самих, но и случайных свидетелей. И было от чего! Бурное выражение радости со стороны приезжих немцев ярко контрастировало с эмоциями и чувствами Питера Флека, пристально вглядывавшегося в лица близких ему людей и не находящего на них родных, знакомых черт. Память не вернулась к нему. «Господи, а я так верил, что именно в этот миг свершится чудо и я все вспомню!» — с тоской и болью признался он стоящему рядом Балезину, вытирая руками текущие по щекам слезы.