Максим Самохвалов - Чертово озеро

Братец, конечно же, пошел. Я злился на братца, представляя его любопытствующую морду. Если бы я был родственником Витьки, я бы дал ему по сопатке, да прогнал к чертям свинячим.

Я гулял на выгоне, хотел раскопать муравейник, чтобы найти главную муравьиху, но ноги сами собой понесли меня на озеро. Не знаю, что я там забыл, просто очень хотелось посмотреть, будет ли кто-нибудь сегодня купаться там, или, все-таки, поостерегутся? Идиотский порыв, конечно, но все у меня внутри перемешалось, что я не мог не думать об этом чертовом озере, потому что если я о нем не думал, мне сразу становилось страшно.

На озере никого не было, разве что на противоположном берегу, Степан ловил рыбу. Я обошел озеро, чтобы посмотреть, много ли тот поймал. Раньше я никогда не видел, чтобы в нашем озере кто-то пытался рыбачить.

- Много наловил? - спросил я.

Степан кивнул на ведро, стоявшее неподалеку и прикрытое пленкой. Ведро было полное. Какие-то здоровенные рыбины, усатые.

- А что это за рыба?

- Налимы, сомики...

- И как они в этом озере живут? - полюбопытствовал я.

- Так им корму тут полно, - неприятно засмеялся Степан, - вон сколько тонет.

Когда до меня дошел смысл сказанного, я ошарашено отошел от Степана, а потом и вовсе, побежал со всех ног.

Так страшно мне еще не бывало никогда. Не знаю, просто отчаяние какое-то накатило.

Как они мне все надоели!

Около дома, на лавочке, сидела бабка. Я примостился рядом с ней, чтобы не было так страшно. Бабка сидела в какой-то древней жилетке, с черной вышивкой в разных местах. От нее пахло чем-то неприятным, затхлым, да и сама бабка казалась какой-то мертвой. Морщинистая вся, и эти ужасные гнилые зубы, и гробовая накидка.

Я немного отодвинулся от бабки.

- Набегался, соколик? - неожиданно ласково спросила она.

- Ага, - я кивнул.

- Я вот, - бабка помолчала, - всегда не своя после похорон. Надо время чтобы отойти. Думала, старая стану, привыкну. Ан нет. Не привыкла. Что же это за озеро, наказание за грехи, охо - хо...

Бабка закряхтела, встала, и, опираясь на черную палочку, пошла к своему дому. При ходьбе она сильно наклонялась вперед, а левую руку держала за спиной. Если бы она меня ночью назвала соколиком и улыбнулась, я бы сразу загнулся от страха. Я так подумал, а потом мне стало совестно. Сам вырасту, точно также скрючусь, буду шоркать ногами и кашлять. Если раньше не утону в озере, а в этом я уверен, то есть, что не утону. Меня никаким печеньем туда не заманишь. Лучше буду старым как сушилка.

Я неожиданно засмеялся. Не знаю, почему мне пришло в голову это слово, я даже не знаю, как такие сушилки выглядят, и есть ли они вообще на свете, но мне было очень смешно. Я сидел и смеялся, пока из соседского дома не вышла баба Надя и не уставилась на меня. Лицо у ней было печальное, наверное, как всегда, перебирала фотографии мертвых родственников. Я соскочил со скамейки и пошел к речке, но по дороге меня опять согнуло, так что я, в конечном счете, поскользнулся и упал в крапиву. Там, конечно, я перестал хохотать, не до этого было.

Посидев у реки, и кинув пару камней в плывущие листья, я побрел домой. В семь часов мы обычно пьем чай на веранде, но, конечно, меня больше интересует печенье.

Пили чай в тишине, никто не говорил ни слова, и я заподозрил неладное. Наконец не выдержал и спросил шепотом у братца:

- А что случилось?

- Потом.

- Что потом? Скажи.

Братец немного помолчал, а потом с удовольствием признался-таки:

- Степан утонул. Рыбачил на озере, клюнула большая рыба и утянула его, за леску, прямо в озеро. С концами.

- Степан? - я от неожиданности почти выкрикнул его имя, так что бабка сильно стукнула кружкой по столу и неприятно на меня уставилась. А мне было уже все равно. Я кинул галеты, что были у меня в руке, на стол, и громко засмеялся. Почему-то я опять вспомнил сушилку, и меня просто колотило со смеху. Кружку я уже не смог поставить ровно, она завалилась на бок, и чай растекся по клеенке. Все вскочили, но мне было на них наплевать. Все что копилось у меня все эти долгие месяцы, прорвалось наружу.

Смеялся я долго, потом у меня из глаз хлынули слезы, я заревел, вскочил, наткнулся на полку с газетами, завалил ее, сам упал, ударившись лбом о железную печку, а потом выскочил из дома, и побежал, куда глаза глядят.

Не помню, как оказался дома.

Весь вечер я всхлипывал на кухне, почему-то мерз, поэтому на меня навалили два ватника, а ноги сунули в валенки.

Братец смотрел на меня уважительно, а бабка принесла из леса вонючей травы. От поганого навара я моментально заснул, и спал всю ночь как сурок. Мне снились страшные сны, например, как я стою на шатких мостках, а ко мне тянутся полупрозрачные руки. Я пытаюсь убежать, но ноги не слушаются, руки обхватывают мою шею и душат, душат...