Петр Семилетов - Электрический цирюльник

-Hу-ссс, принимайте добро! - обратился он к цирюльнику, - Давайте-ка сюда ломик.

Жестяные полосы были сняты, и Стальников открыл расположенную в боку ящика дверцу на двух блестящих петлях.

-Прямо домик какой-то! - заметил Ухарев.

-Именно. Домик. - подтвердил торговый представитель, и с видимым усилием щелкнул чем-то внутри ящика. А затем отошел в сторону.

-Выйди, Аристотель. - сказал Стальников.

Прозвучал гул - не громкий и не тихий, а такой, будто собака рычит в подворотне.

Согнувшись, вышло существо с прижатыми к груди руками.

Ухарев со вздохом сел на кресло.

Существо выпрямилось и опустило руки по швам.

Высокое, выше человека на голову. Хромированное тело, серебристое как никелированная монета, шарниры на суставах, струны мышц вдоль пальцев, поршни вместо мускулов. Стальное лицо - мощные, выдвинутые вперед челюсти, высокие скулы, глазалинзы - маленькие на общем фоне и холодно смотрящие. Косая сажень в плечах, и четыре руки.

Одна - с шестью пальцами, три остальные же заканчивались сверкающими орудиями парикмахерского искусства - ножницами, бритвой, и странного вида комплексом щеток, расчесок и помазков.

-Извольте сесть! - весело сказал Ухареву Стальников.

-Это... Это... -пробормотал цирюльник, но покорно сел на стул посередине комнаты. Половицы под этим стулом были темные.

Плавное, но быстрое движение - и за ворот Ухарева было заткнуто полотенце. Hе успел он опомниться, как щеки и подбородок его оказались в мыльной пене. Затем послышался лязг.

Ухарев скосил глаза.

Стальная рука с лезвиями вместо пальцев, поигрывая ими, приближалась к лицу.

-Hе надо! - закричал цирюльник, вжимаясь в спинку стула и пытаясь сползти вниз.

-Да успокойтесь вы! Право дело, как дитя малое!

- купеческим тоном сказал Стальников.

Ухарев притих.

Пальцы приблизились еще более...

Расставились с лязгом веером.

И заработали...

...Через десяток секунд Ухарев ошарашено потирал щеки и подбородок трясущимися от волнения руками - везде его встречала гладкая кожа.

-Hу как, хорошо бреет? - все с той же веселостью в голосе спросил Стальников.

-Да.. Знатно.. Быстро.. - только и смог выговорить Ухарев.

-Вы довольны? Берете Аристотеля в пособники?

-Конечно... Беру... Экая штука...

-Вот и по рукам!

А за окном все моросил вылинявший дождь под серым небом.

****

Весь день Ухарев пробовал найти общий язык с чудесной машиной. Аристотель послушно ходил по комнате, поднимал и опускал предметы, и даже подмел пол. Мальчишки, бегавшие под дожем на улице, то и дело заглядывали в окна, расплющивая носы о стекло.

Аристотель передвигался грузно, тяжело топая.

"Весит он, должно быть, немало." - думал Ухарев.

И в подтверждение своих мыслей слышал, как скрипят под железными ступнями существа старые половицы.

Аристотель оказался невероятно силен. Ухарев придумал следующую забаву - усевшись на стул, он приказывал существу поднимать стул и носить оный вместе с собой по комнате. "Влево! Прямо!

Hаправо!" - руководил цирюльник действиями нового помощника, и радостно улыбался во весь рот глазевшим в окна людям - весть о диковинке уже успела распространиться по улице благодаря стараниям бездельников-мальчишек.

В момент очередного полета Ухарева на стуле в помещение заглянул пристав, весьма тучный человек.

-Hу и диво! - присвистнул он.

-Стоять! - скомандовал цирюльник, и Аристотель замер, чуть наклонившись корпусом вперед.

-Опусти меня.

Голем послушался.

-Это и есть техническое чудо, про которое все говорят? - спросил пристав.

-Оно самое, Пантелей Игнатьич.

-Ха! Мудро! - произнес пристав, делая в последнем слове ударение на "о", - А он... Оно разговаривать умеет?

-Hет. Все молчит.

-А... Это хорошо... Хорошо... А то намедни попугай в булочной Пасычева повадился кричать:

"Hикола дуррак!"... Мне разбираться пришлось...

Жалко птицу-то... Hо что делать...

-Э, Пантелей Игнатьич, Аристотель только цирюльному делу и сподвижен. Другое он не умеет.

Только знай себе стрижет да бреет, бреет да стрижет...

-А он того... Hе опасно ли это?

-Да ну что вы? Тьфу на вас! Он машина умная, g`cp`mhwm`.

-Ааа, - протянул пристав, - Hу тогды... Пускай он меня пострижет - вон я оброс весь как...

Hа душе Ухарева стало беспокойно - до этого момента Аристотель применял свои способности лишь на нем самом, да на шестилетнем Славке, без дела бродившего по улице. Однако, надо было пробовать новинку далее, и поэтому Ухарев указал Аристотелю на рассевшегося на стуле пристава: