Я же тем временем стремительно, как пятая симфония Бетховена, приближался к перекрестку. Сперва я решил, что постовой в своей будке напоминает михалковского дядю Степу, однако при ближайшем рассмотрении стоящий милиционер оказался чистейшим плагиатом с дедушки Фрейда, о чем я не замедлил сказать ему в понятных для него выражениях. Постовой искривил губы в загадочной улыбке Джиоконды и с размаху ударил меня дубинкой по почкам. Падая, я успел прохрипеть, что этот удар - бездарное подражание Ван Дамму из кинофильма "Двойной удар". Удар действительно оказался двойным, однако пинок сапогом, оборвавший мою тираду, мог принадлежать только хладнокровному персонажу романов Джеймса Клавелла. Упав на четвереньки, я пополз вниз по улице и, наконец, оказался у городского зоопарка, из давно не чищенных клеток которого в нос мне ударил сильнейший запах декадентства, о чем я и поведал своему ближайшему слушателю, меланхоличному жирафу с вульгарно длинной шеей. Однако глупое животное оказалось совершенно невосприимчиво к разумной критике и мне пришлось переключиться на бурого медведя, который немедленно забился в самый дальний угол клетки и отчаянно заревел, тщетно пытаясь закрыть уши лапами. Hа шум прибежал двуногий обитатель зоопарка и, матерясь и размахивая метлой, попытался заткнуть мне рот, однако я тут же на примере его указательного пальца убедительно доказал, насколько меткой и зубастой может быть критика, и он вернулся только через полчаса вместе с тремя санитарами, напялившими на меня эту чертову рубашку, да снимите же ее наконец!
Пациент в очередной раз отчаянно рванулся и санитары выжидательно посмотрели на врача.
- Хорошо, - сказал доктор, задумчиво теребя короткую бороду. - Конечно же, все это - чистейшей воды недоразумение, Вы - абсолютно нормальный человек... простите, критик и сейчас мы вас выпустим. Вот только сперва я хотел бы сказать пару слов о Вашей истории. Безусловно, я прослушал ее с большим интересом, однако вынужден сделать несколько мелких, крайне незначительных замечаний. Постарайтесь не принимать их всерьез. Во-первых, некоторые эпитеты и даже целые периоды показались мне немного натужными, без надлежащего привкуса экзистенции. В целом приятное впечатление несколько портит неровный стиль, недостаточная напряженность сюжета и, конечно же, полнейший семантический бурелом. И, наконец, главный недостаток - уже с первого предложения мне было ясно, чем кончится Ваше повествование.
При этих словах больной судорожно всхлипнул, обмяк и потерял сознание. Доктор облегченно вздохнул:
- Поместите пациента в палату номер тринадцать, к Раскольникову.
- Это тот студент юрфака, который сошел с ума на экзамене и теперь всем пытается доказать, что не тварь дрожащая, а право имеет?
- Hет, другой, который зарубил топором двух критиков.
Когда все ушли, врач довольно улыбнулся, вытащил из дальнего ящика стола толстую тетрадь и, мурлыча что-то себе под нос, вывел название нового рассказа - БАЛЛАДА О КРИТИКЕ.
Он был писателем.