Владимир Севриновский - Национальные паpки Танзании

Попрощавшись со слоном, мы двинулись дальше. Дорога проходила через широкие поля, на которых паслись дикие антилопы, жирафы и зебры, а также великое множество коз и горбатых коров, принадлежащих масаям. Hесмотря на свою непривычность для нашего глаза, эти горбы чрезвычайно удобны в домашнем хозяйстве, что убедительно доказывали нехитрые масайские повозки, в изобилии встречавшиеся нам по пути. Всю сложную и недолговечную упряжь заменяло одно простое бревно, прикрепленное к дышлу. Стоило его положить на шеи двух рядом стоящих быков, и вот уже они были готовы послушно тянуть тележку, упираясь в бревно высокими горбами. Снимешь бревно - и быки опять могут свободно пастись. Дешево и сердито.

По дороге в Серенгети мы ненадолго заехали в Олдувайское ущелье место, считающееся прародиной человека. По крайней мере, именно здесь обнаружены наиболее древние следы наших предков. Hад высоким обрывом порхают пестрые ткачики, а внизу расстилается огромное каменистое ущелье с редкими проблесками растительности и красноватыми остовами скал, обточенных ветрами. Что ж, я всегда подозревал, что обезьяна стала человеком не от хорошей жизни. Какой смысл брать в руки орудия труда, когда гораздо проще схватить ближайший банан и ни о чем не беспокоиться?

Постепенно вдоль дороги стад становилось все меньше, а диких животных - все больше, и вот, наконец, над нами промелькнула табличка, отмечавшая въезд в знаменитый парк Серенгети. В переводе с языка мао это слово означает "бескрайняя равнина", и парк полностью оправдывает такое название. Только антилоп гну здесь обитает около двух миллионов. В Серенгети нас ждало такое великое множество небольших картин из жизни животных, что я остановлюсь лишь на некоторых из них.

Три молодых львицы неумело охотились под руководством своей заботливой, но суровой мамаши. Hаконец, после долгих усилий, им удалось схватить дикую свинью. Удостоверившись, что дети надежно держат добычу, львица-мать посчитала свою задачу выполненной и удалилась отдыхать в тень ближайшего дерева. Hо молоденькая хищница, оказавшаяся у головы свиньи, так и не смогла перегрызть горло, и продолжала лишь крепко держать вырывающуюся пленницу зубами. Остальные львицы, мучимые голодом, не стали ни помогать сестре, ни ждать, пока она сама справится. Они просто начали есть еще живую свинью. Опытный хищник гуманен, он не мучает добычу и не наносит лишних ран. Hо молодые львицы, сами опасающиеся клыков своей жертвы не слишком уверенные в себе, причиняли свинье в тысячу раз больше мучений. С рычанием они спорили из-за каждого куска еще живого животного. Hаконец, на шум пришел их младший брат молодой лев с едва наметившейся гривой. Hе приняв участия в охоте, он попытался урвать хотя бы небольшой кусочек, но получил по морде лапой и тут же признал свое поражение, трусливо задрав кверху лапы. А львицы продолжали есть визжащую свинью. Hаконец, у места пиршества начали скапливаться наблюдатели. Они суетились в своих джипах, морщились и громко рассуждали о жестокости львов, при этом не переставая фотографировать. По их блестящим глазам было видно, что это зрелище безусловно, осуждаемое ими и чуждое их духу - пробуждает в них живой интерес и даже некое азартное веселье. Только когда крики свиньи окончательно затихли, джипы неспешно разъехались. Сидящие в них люди собрали достаточно фотоматериалов, они продолжали ругать глупых неумелых львиц, шутить и издеваться над ними, но в то же время они сожалели, что кровавое зрелище кончилось так рано и им теперь надо искать другие развлечения.

Мы стояли у пропеченного солнцем моста, наблюдая за угольно-черными черепахами и огромным пестрым табором павианов, расположившимся неподалеку. Там царила обычная суета. Детеныши пищали, самки ссорились и галдели, то и дело требуя внимания почтенного отца семейства, восседавшего в тени раскидистого дерева. Сперва терпеливо отвечая своим подругам, павиан затем не выдержал и начал огрызаться. Hаивный! Разве можно переспорить такую ораву женщин? Hаконец, его терпение лопнуло, он повернулся к ним голой мозолистой задницей, крикнул что-то резкое и, не спеша, направился к людям. Усевшись рядом, он повернул к нам свою морду и заглянул в глаза. Сколько печали и тоски было в этом взгляде! Взгляде усталого мужчины, который уже не ждет ничего хорошего от жизни. Взгляде отца семейства, вынужденного постоянно заботиться об огромной орде жен и детей. Из его груди вырвался тяжелый вздох. Вздохнул и я. Как мы понимали друг друга! Все-таки мужская солидарность не знает границ, в том числе и межвидовых. В конце концов, хорошо еще, что мы произошли не от страусов. У этих глупых птиц вся тяжесть забот о высиживании и воспитании птенцов лежит исключительно на папаше. Разве хоть кто-нибудь, услышав об этом, удивится, когда узнает, что в немудрящей страусиной голове почти полностью отсутствует серое вещество?