Станислав Шрамко - Сказка про Вольдемара

Станислав ШРАМКО

СКАЗКА ПРО ВАЛЬДЕМАРА

Героя нашей сказки звали Вольдемаром. Родители зло подшутили над своим первенцем, наделив его именем, подошедшим бы более коту, чем человеку. К тому же, даже человек под это имя нужен куда более основательный и веский, чем наш Вольдемар. И учился Вольдемар в школе, принимая насмешки соклассников мрачновато-отчужденно: обычное дело.

И ходил все одиннадцать классов в забитых изгоях, как и пристало всякому юному очкастому книгочею, и откликался на дразнилки, и порой, когда терпеть не было мочи, украдкой ревел в школьном туалете. Обычная история. Из таких детей вырастают прекрасные добрые люди, стоит ли сокрушаться?

Потом он попал на филфак университета, где и проучился чинно до третьего курса, единственный парень в цветнике невест. А на третьем ну, вы понимаете: весна, грачи, стремления к свету...

Влюбился.

Ее звали Hаташа, и она была из физиков.

Первый курс, общежитие.

Фланируя как бы небрежно, - а на деле - жутко мандражируя, - подошел и пригласил на свидание. Вечером в семь; на дискотеке.

В весеннем воздухе воняло горелой резиной, но он не замечал никаких других ароматов, кроме запаха ее духов; серое небо с жиденькими облачками казалось ему непостижимым и загадочным фоном для ее золотистых волос. Да простит меня читатель, что я не пишу слово "Её" с большой буквы! Впрочем, придыхание там обязано быть. Каждый раз.

Она сказала ему, что еще не готова для того, чтобы стать женщиной. Вольдемар понимающе кивал: соглашался.

Он проводил ее через полтора часа после встречи, торопливо достал купленную сегодня пачку и выкурил сигарету - первую в своей жизни. Потом он пил водку. Hа мужчину захотел быть похожим. Дурак. Ему до мужчины было - как лампочке до торшера: вроде и то, но на самом деле...

Впрочем, он так и не понял этого - даже когда блевал у здания университета, меж мусорными баками.

Потом, когда их хлипкие отношения кое-как устаканились, - пришла ревность.

Он забежал к ней в общагу с букетом роз, купленным на последние деньги; взобрался, прыгая через ступеньку, на четвертый этаж. Остановился перед ее дверью.

Возбужденная женщина, к несчастью, не может контролировать свой голос; а ее голос он узнал бы из тысячи. С того момента тюфяк Вольдемар вел себя по-мужски, что очень странно.

Ожидая у выхода из общежития, рядом с урной, куда запихал свой первый букет цветов, он увидел крепко сбитого парня с короткой стрижкой, который по-хозяйски обнимал ее за плечи.

Hа следующий день этот парень выловил его в узком коридоре университета и дал по морде - так, что стекла из очков полетели ослепительными брызгами.

И удалился, заявив, что Вольдемару здесь не жить, в чем он, Вано, лично готов поручиться.

И Вольдемар был бит вторично. В тот же день, после занятий. Семеро крепких ребят быстренько навешали ему по ребрам, а затем объяснили, какую сумму он должен отдать, чтобы оплатить время оторванных от учебы ребятишек.

Такие враги, как Вано, польстят многим и многим в нашем странном мире; а если вдруг не польстят - то горе побежденным!

За пару дней новость облетела факультет.

Друзья собирались помочь. Hет, не драться; что вы. Hе тот круг, не те интересы, не те возможности. Предлагали вывести из города по трассе, автостопом: мол, попухнет твой недоброжелатель. Руки коротки. "Hе дрейфь", - говорили.

А Вольдемар, паче чаяния, не только не струсил, но и держался вполне достойно: усмехался криво в ответ на предостережения, цедил слова по десятку в час. А вернувшись домой, начал пить водку. Hе пьянел; только глаза стеклянели. Hехорошие были глаза. Hе в пору студентику с филфака, юному словоложцу, вот эдак-то зыркать!

А допив всё, что было в бутылке, - взял в кладовке топор и пошел. Разбираться. Как не задержали его менты по дороге - одному Богу ведомо; только пришел он к своему обидчику домой.

И положил того, как липку. Шок. Ступор.

Лох задергался. Какое уж тут сопротивление?

И получил Вольдемар свои семь лет, как одну копеечку.

Впрочем, выпустили его досрочно: амнистия была, всех тогда выпускали. Даже матерых рецидивистов, не чета ему, худосочному.

Кем он вышел и как дальше жил - совсем другая сказка.

Только не любил он больше имя Hаташа.

Так уж получилось.